До слуха уже доносились приглушенные голоса собравшихся проститься с покойным, когда Коккель покинул капеллу через заднюю дверь. У выхода с кладбища он неожиданно спросил, убежден ли представитель страховой компании, что покойный действительно является Эрихом Тецнером? Страховой служащий поначалу не понял. Он сам хотел бы знать мнение Коккеля по этому поводу. Коккель ответил, что, пожалуй, он сможет сделать какие-то выводы, но окончательно выскажется по этому поводу лишь вечером.
К тому времени судебная медицина уже около ста лет занималась исследованием ожогов и смерти от них. Одним из нашумевших в прошлом случаев была смерть в Дармштадте графини Герлиц, которая 13 июня 1847 г. была найдена сгоревшей в своих покоях. Кроме гессенского окружного врача Граффа, этим загадочным случаем убийства занимался такой прославленный ученый, как химик Юстус Либих. Этот эпизод породил долгие дискуссии о возможности «самосожжения».
Под ним понималось возгорание, которое могло возникнуть внутри человека после обильного употребления им алкоголя при приближении пламени к выдыхаемому воздуху и в дальнейшем поддерживаться подкожным жиром. Такое представление о самосожжении принадлежало к числу басен старой судебной медицины. Либих, правда, исключил возможность самосожжения, но ни он, ни другие эксперты не смогли с помощью медицинских аргументов доказать, что графиня была задушена лакеем и лишь затем сожжена, чтобы замести следы преступления. Только признание лакея привело к раскрытию этого преступления.
Ужасная гибель в пламени большого числа людей во время пожара венского Ринг-театра в 1882 г. побудила, в частности, Эдуарда фон Гофмана заняться не только проблемой идентификации сгоревших, но и специально последствиями ожогов. С тех пор судебная медицина вновь и вновь сталкивалась с проблемой ожоговых повреждений и смерти от огня; с одной стороны – при проведении экспертизы по делам, связанным с выплатой страховых сумм, а с другой – при расследовании преступлений. Перечень трудов о случайной смерти от ожогов, об убийстве путем сожжения или о случаях, когда убийца (как в деле Герлиц) пытается путем пожара скрыть следы совершенного преступления, становился все более обширным. Задача точного установления различия между этими случаями стала одной из важнейших.
Большую роль при этом сыграло открытие, что люди, попавшие в огонь еще живыми, вдыхают сажу, которую можно обнаружить в гортани, трахеи и в легочных альвеолах. Все более решительно высказывалось мнение, что и моноокись углерода, возникающая во всех случаях горения, тоже должна вдыхаться жертвой огня, а следовательно, и содержаться в крови у заживо сгоревших.
Чудовищное количество смертей от несчастных случаев и самоубийств, последовавшее после введения в середине XIX века освещения газом, содержащим окись углерода, научило судебную медицину, как искать следы окиси углерода в крови погибших. Между окисью углерода и пигментом красных кровяных телец – гемоглобином – существует необычная «сила притяжения». Она сильнее, чем связь между пигментом крови и жизненно необходимым организму кислородом. Окись углерода вытесняет, так сказать, кислород из гемоглобина и, если этот ядовитый газ воздействует на организм длительное время, приводит к смерти вследствие внутреннего удушья. На основе этого судебная медицина создала свои методы распознания окиси углерода в крови. Так, красная окраска гемоглобина, содержащего окись углерода, будет более стойкой, чем красная окраска гемоглобина, насыщенного кислородом. Если кровь, которую хотят подвергнуть анализу на содержание окиси углерода, поместить в определенные химикалии, то нормальный, насыщенный кислородом гемоглобин быстро примет буроватую окраску, и гемоглобин, содержащий окись углерода, останется красным.
Но все же гораздо важнее химических проб стал спектральный анализ крови. Гемоглобин, насыщенный кислородом, и гемоглобин, содержащий окись углерода, четко выражаются в спектроскопе различными линиями. Если к обоим видам гемоглобина добавить определенные химические реагенты, то спектр линий гемоглобина, содержащего кислород, изменится, а спектр линий гемоглобина, насыщенного окисью углерода, не изменится. Правда, для того чтобы ядовитый газ можно было обнаружить при спектральном исследовании, исследуемая кровь должна была содержать не менее 20 процентов окиси углерода. Лишь в 1921 г. австрийскому исследователю В. Шварцахеру удалось спектрофотометрическим путем констатировать наличие окиси углерода при гораздо более низком проценте ее содержания в крови.
Исследования подобного рода были еще в разгаре, когда Коккель 30 ноября 1929 г. около 3 часов дня возвратился в свой институт. Там он тотчас приступил к исследованию взятой из сердца крови (которую принес с собой в колбе) на содержание в ней окиси углерода. Он применял всевозможные химические и спектроскопические методы, но все они дали отрицательный результат. Коккель видел, что его подозрение о том, что покойник на Южном кладбище не Эрих Тецнер, еще раз подтверждается. Ибо если в дыхательных путях нет сажи, а в крови – окиси углерода, то мнимый Тецнер был уже мертв в тот момент, когда автомобиль запылал. А что, если Тецнер убил кого-нибудь другого и сжег его в своем автомобиле, чтобы его сочли погибшим и выплатили его жене страховые суммы?
Коккель попытался установить, не стал ли неизвестный покойник жертвой чьего-либо насилия до того, как сгорел. Тем самым он вклинился в другую обширную область судебной медицины, о которой мы уже неоднократно упоминали, но изучение которой именно в 30-е годы стало объектом целенаправленных усилий многих судебных медиков – от Курта Вальхера в Германии до Пьедельевра во Франции и Кернбаха в Румынии, от Балотты и Доменичи в Италии до Оршоша в Венгрии. Целью их было более основательно, чем до сих пор, исследовать, каким образом отличить повреждения, полученные человеком при жизни, от тех, которые сознательно или случайно причинены ему после смерти. Когда Коккель изготовил микроскопический срез той части легкого, которую он принес с собой с Южного кладбища, и положил этот срез под микроскоп, он увидел, что части самых мельчайших сосудов легкого были закупорены светлыми, как вода, каплями, по форме напоминающими колбаски. Иначе говоря, он наблюдал так называемую жировую эмболию – закупорку кровеносных сосудов. в особенности сосудов легкого, телесным (аутогенным) жиром. Уже десятилетия назад хирурги и патологоанатомы обратили внимание на то, что в ряде случаев, прежде всего под воздействием ударов по телу человека тупым предметом, вследствие переломов костей, повреждений черепа, садистских пыток, подчас даже при обычных сотрясениях тела, жир из жировой ткани проникает в кровеносные сосуды. С потоком крови он попадает в правый желудочек сердца, а оттуда – в легкое. В результате наступает закупорка мелких сосудов легких, что в большинстве случаев ведет к прекращению кровообращения и к смерти. Если кровообращение было достаточно сильным, то оно гонит частицы жира вместе с кровью в другие части тела, в том числе в почки и в мозг. Иногда жировая эмболия развивается в течение считанных секунд, но она всегда является следствием внешнего насилия в той или иной форме. Однако еще в 1898 г. итальянский исследователь Марко Каррара указывал на то, что и при ненасильственной смерти от ожогов тоже может наблюдаться проникновение в легкие жира, который от жары расплавляется и становится текучим. Даже у лиц, попавших в огонь уже мертвыми, можно наблюдать. как возникающее давление пара как бы впрессовывает расплавленный жир в легкие. Но большинство судебных медиков было уверено, что такого рода «жировое вторжение» можно отличить от настоящей жировой эмболии и что настоящая жировая эмболия в легких всегда служит признаком тяжкого, причиненного тупым предметом повреждения, в данном случае нанесенного потерпевшему до того, как он оказался в огне. Потому-то Коккель и пришел к заключению, что покойник, захоронненый на Южном кладбище, по всей вероятности, был убит прежде, чем сгорел в огне.
Хотя уже наступил вечер, но Коккель тем не менее решил немедленно информировать лейпцигскую уголовную полицию. В ходе своей работы (в соответствии с ее целями) он всегда поддерживал тесные взаимоотношения с полицией. Поэтому он разыскал заместителя начальника лейпцигской уголовной полиции советника фон Кригерна, с которым был особенно тесно связан.
