радостные чувства: от живого огня свечей, органной музыки, псалмов.

– Выросла роза… – тихо напевала она, не слушая болтовню сестры.

– Я получила подарок от Сони, – с гордостью поведала Нелли. – Но я не открою его до сочельника. А тетя Альма будет фотографировать нас после обеда. Мама получит снимки к Рождеству.

Штеффи остановилась.

– Кто это сказал?

– Мама мне написала, что хочет нашу фотографию, – ответила Нелли. – Разве тебе она этого не написала?

– Нет, – солгала Штеффи.

– Нет? – удивилась Нелли. – Но мне она так написала. И мне разрешили купить рамку, когда мы поедем в Гётеборг покупать подарки к Рождеству. А еще мы зайдем в кондитерскую.

– В Гётеборге нету кондитерских, – заявила Штеффи. – Во всяком случае, таких как в Вене.

– Конечно же есть!

Только сейчас Штеффи заметила, что Нелли разговаривает с ней по-шведски, хотя сама она говорила по-немецки.

– Почему ты разговариваешь со мной по-шведски?

– А почему бы нет?

– Потому что наш родной язык – немецкий.

– Он так глупо звучит, – сказала Нелли. – Вдруг нас кто-нибудь услышит.

– Может, ты уже думаешь, что ты – шведка?

Нелли не ответила. Она достала из кармана пальто маленький пакетик, поднесла его к уху и потрясла.

– Мама с папой огорчились бы, если бы слышали тебя, – сказала Штеффи. – Очень бы огорчились и рассердились.

Нелли сунула пакетик обратно в карман. Она надула губы, и весь остаток пути шла молча.

Тетя Альма выставила на стол малиновый сок, булочки с шафраном и пряники. Она попросила сестер показать отметки и похвалила обеих.

– Скоро вы станете лучшими ученицами в классе, обе, – сказала она. – Когда как следует выучите шведский язык.

– Уже в следующем семестре мы получим американские отметки, – сказала Штеффи. – Если успеем выучить английский.

Тетя Альма озабоченно нахмурилась.

– Милое дитя, – сказала она. – Я не думаю, что тебе следует рассчитывать на путешествие в Америку весной.

– Но, – начала было Штеффи, – папа написал…

Эльза и Ион устали тихо сидеть за столом. Они принялись с диким воем бегать друг за другом по кухне. Нелли соскользнула со стула и поймала Иона. Тот завопил, смеясь, когда она щекотала его.

– Твой папа, конечно же, делает все, что может, – сказала тетя Альма. – Но путешествовать во время войны очень тяжело.

Что имела в виду тетя Альма? Неужели они останутся на острове, пока не кончится война? Как долго она может продлиться?

– Да, но Америка, – попыталась возразить Штеффи, – Америка ведь не участвует в войне.

Но тетя Альма занялась детьми и не слушала ее.

– Не испачкайте одежду, – сказала она. – Имейте в виду, что вас будут фотографировать.

Еще и это! Она почти забыла.

– Нам нужны именно новые фотографии? – спросила Штеффи. – Разве мы не можем выслать те, которые вы сделали летом?

– Но Нелли сказала, что ваша мама хочет свежий снимок, – возразила тетя Альма. – А сейчас, когда вы нарядно одеты, это как нельзя кстати.

Тетя Альма сфотографировала их на лестнице. Сначала – только Нелли и Штеффи, затем – всех четверых детей.

– Сделай снимок со мной, – попросила она Штеффи.

– Я не умею.

– Это очень просто, – ответила тетя Альма. – Я наведу на вас фокус и установлю вспышку, так что тебе нужно будет лишь нажать на кнопку.

Тетя Альма показала Штеффи, где она должна стоять и куда следует нажимать. Сама она встала на лестницу, держа Иона на руках, а девочки расположились по обе стороны от нее. Штеффи держала фотоаппарат так крепко, как только могла. Когда она нажала на кнопку, послышался тихий металлический звук.

– Я оставлю пленку в Гётеборге, – сказала тетя Альма. – После Рождества Сигурд заберет ее.