Человек двадцать – тридцать дружно крикнули:
– Что там такое? Читайте вслух! Вслух!
И Берджес прочел медленно, словно не веря своим глазам:
– «Я сказал чужестранцу следующее… (Голоса. Это еще что?)… вы не такой плохой человек… (Голоса. Вот чертовщина!)… ступайте и постарайтесь исправиться. (Голоса. Ой! Не могу!) Подписано: «Банкир Пинкертон».
Тут в зале поднялось нечто невообразимое. Столь буйное веселье могло бы довести человека рассудительного до слез. Те, кто считал, что их дело сторона, уже не смеялись, а рыдали. Репортеры, корчась от хохота, выводили такие каракули в своих записных книжках, каких не разобрал бы никто в мире. Спавшая в углу зала собака проснулась и подняла с перепугу отчаянный лай. Среди общего шума и гама слышались самые разнообразные выкрики:
– Час от часу богатеем – два Символа неподкупности, не считая Билсона!
– Три! «Квакера» туда тоже! Что нам прибедняться!
– Правильно! Битеон избран!
– А Уилсон–то, бедняга, – его обворовали сразу двое!
Мощный голос. Тише! Председатель выудил еще что–то из кармана!
Голоса. Ура! Что–нибудь новенькое? Вслух! Вслух!
Председатель
Ураган голосов. Четыре Символа! Ура Ейтсу! Выуживайте дальше!
Собрание было вне себя от восторга и не желало упускать ни малейшей возможности повеселиться. Несколько супружеских пар из числа девятнадцати поднялись бледные, расстроенные и начали пробираться к проходу между рядами, но тут раздалось десятка два голосов:
– Двери! Двери на запор! Неподкупные и шагу отсюда не сделают! Все по местам!
Приказание было исполнено.
– Выуживайте из карманов все, что там есть! Вслух! Вслух!
Председатель выудил еще одну записку, и уста его снова произнесли знакомые слова:
– «Вы не такой плохой человек…»
– Фамилию! Фамилию! Как фамилия?
– Л. Инголдсби Сарджент.
– Пятеро избранных! Символ на Символе! Дальше, дальше!
– «Вы не такой плохой…»
– Фамилию! Фамилию!
– Николас Уитворт.
– Дальше! Нам слушать не лень! Вот так Символический день!
Кто–то подхватил две последние фразы (выпустив слова «вот так») и затянул их на мотив прелестной арии из оперетты «Микадо».
Но бойтесь любви, волненья в крови…
Собрание стало с восторгом вторить солисту, и как раз вовремя кто–то сочинил вторую строку:
Но вот что запомнить изволь–ка…
Все проревели ее зычными голосами. Тут же подоспела третья:
Наш Гедлиберг свят с макушки до пят…
Проревели и эту. И не успела замереть последняя йота, как Джек Хэлидей звучным, отчетливым голосом подсказал собранию заключительное:
А грех в нем – лишь символ, и только!
Эти слова пропели с особенным воодушевлением. Потом ликующее собрание с огромным подъемом исполнило все четверостишие два раза подряд и в заключение трижды три раза прокричало «гип–гип ура» в честь «Неподкупного Гедлиберга» и всех тех, кто удостоился получить высокое звание «Символа его неподкупности». Потом граждане снова стали взывать к председателю:
– Дальше! Дальше! Читайте дальше! Все прочтите, все, что у вас есть.
– Правильно! Читайте! Мы стяжаем себе неувядаемую славу!
Человек десять поднялись и заявили протест. Они говорили, что эта комедия – дело рук какого–то беспутного шутника, что это оскорбляет всю общину. Подписи, несомненно, подделаны…
– Сядьте! Сядьте! Хватит! Сами себя выдали! Ваши фамилии тоже там окажутся!
– Господин председатель, сколько у вас таких конвертов? Председатель занялся подсчетом.
– Вместе с распечатанными – девятнадцать. Гром насмешливых рукоплесканий.
– Может быть, в них во всех поведана одна и та же тайна? Предлагаю огласить каждую подпись и, кроме того, зачитать первые пять слов.
– Поддерживаю предложение.
Предложение проголосовали и приняли единогласно. И тогда бедняга Ричардс поднялся с места, а вместе с ним поднялась и его старушка жена. Она стояла опустив голову, чтобы никто не видел ее слез. Ричардс взял жену под руку и заговорил срывающимся голосом:
– Друзья мои, вы знаете нас обоих – и Мэри и меня… вся наша жизнь прошла у вас на глазах. И мне кажется, что мы пользовались вашей симпатией и уважением…
Мистер Берджес прервал его:
– Позвольте, мистер Ричардс. Это все верно, что вы говорите. Город знает вас обоих. Он расположен к вам, он вас уважает – больше того, он вас любит и чтит…
Раздался голос Хэлидея:
– Вот еще одна первосортная истина! Если собрание согласно с председателем, пусть оно подтвердит его слова. Встать! Теперь «гип–гип ура» хором!
Все дружно встали и повернулись лицом к престарелой чете. В воздухе, словно снежные хлопья, замелькали носовые платки, грянули сердечные приветственные крики.
– Я хотел сказать следующее: все мы знаем ваше доброе сердце, мистер Ричардс, но сейчас не время проявлять милосердие к провинившимся. (Крики: «Правильно! Правильно!») По вашему лицу видно, о чем вы собираетесь просить со свойственным вам великодушием, но я никому не позволю заступаться за этих людей…
– Но я хотел…
– Мистер Ричардс, сядьте, прошу вас. Нам еще предстоит просмотреть остальные записки – хотя бы из простого чувства справедливости по отношению к уже изобличенным людям. Как только с этим будет покончено, мы вас выслушаем – положитесь на мое слово.
Голоса. Правильно! Председатель говорит дело. Сейчас нельзя прерывать! Дальше! Фамилии! Фамилии! Собрание так постановило!
Старички нехотя опустились на свои места, и Ричардс прошептал жене:
