отдаваться мне, до тех пор пока мое семя не укоренится в тебе и мой сын не будет расти в тебе.
После этого он взгромоздился на нее, прижимая ее к пропахшей потом шкуре. Она задыхалась от его тяжести. Воздух с шумом выходил из ее легких, и она ощущала маленький твердый отросток плоти, торчащий у него, который он тщетно пытался засунуть ей между ног.
Наконец ему удалось разорвать ее девственную плоть — и она закричала от боли.
Она сопротивлялась, царапалась, пыталась вырваться. Фарику это ужасно нравилось, он смеялся и елозил по ее взмокшему телу, пока не пропорол все у нее внутри. Наконец его «достоинство» опало, он блаженно раскинулся на шкуре, а Бадра почувствовала, как под нею промокла вонючая шкура. Струйка крови вытекла из нее — и вместе с этой кровью вытекло детство, надежды, мечты о счастье, сказки, любовь к людям… Все было кончено. Осталась только боль, ужас, брезгливость…
— Всего-навсего девственница, — похотливо ухмыльнулся он, вытираясь полой сорванного с нее халата. — Теперь каждую ночь ты будешь моей новой фавориткой. Мой пестик прекрасно чувствует себя в твоей ступке, детка… Ха-ха-ха!
Через минуту он уже храпел так, что дрожали стенки и опоры шатра.
Тихо плача, Бадра свернулась калачиком. Каждую ночь? Она молилась о том, чтобы он больше никогда не захотел ее. Завтра ночью она уже не выдержит этой борьбы.
На следующую ночь она опять лежала на этой вонючей шкуре. Опять вошел Фарик, разделся и лег рядом.
— Раздвинь ноги для своего нового хозяина, — приказал он.
Он начал забираться на нее. Она заколотила его своими твердыми кулачками, царапалась, кусалась. Фарик взвыл. Она почувствовала удовлетворение при виде ярко-красного пятна на его губе.
— Никакой мужчина не будет моим хозяином! — девочка упрямо выдвинула свой подбородок.
Тяжело дыша, он откинулся назад, его глаза потемнели. Рывком приподняв девочку, он сграбастал ее и вытащил на середину шатра. Ее охватил ужас, когда он привязал ее, обнаженную, к двум толстым опорам шатра. В его глазах сверкал яростный гнев, когда он достал кожаную плетку и начал размахивать ею.
— Никакой, шлюха? Я покажу тебе, кто твой хозяин.
Она пронзительно закричала, когда плетка со всей силы впилась в ее тело…
Кеннет услышал, как во сне Бадра начала плакать и стонать. Встревоженный, он сел на своем неудобном жестком ложе, пробуждаясь от глубокого сна. Эти звуки беспокоили его. Он подбежал к кровати. Хрупкие плечи Бадры сотрясались от рыданий. Кеннет привлек ее к себе.
— Ш-ш-ш, тихо, успокойся, — это только сон, любовь моя, — нежно шептал он.
Но она все не переставала плакать. Этот отчаянный плач встревожил его. Тихим голосом он стал напевать колыбельную, которую, как он помнил, Джабари пел своему маленькому сыну.
Бадра перестала рыдать. Вдруг она вздрогнула. Она подняла к нему свое мокрое от слез лицо и засмеялась.
— О, пожалуйста, прекрати. Джабари был прав, — сказала она. — Голос у тебя, действительно похож на крик осла… Помнишь?
Он ухмыльнулся и, сморщив губы, издал какой-то низкий звук, похожий на мурлыканье. Нечто среднее между детским всхлипываньем и смехом сорвалось с ее губ. Он крепко прижал ее к себе. Наконец она успокоилась. Он поправил на ней сползшую с плеча ночную рубашку. Когда она утерла свое лицо, Кеннет ласково погладил ее волосы.
— Расскажи мне, — сказал он мягко. Бадра напряглась. — Расскажи мне, — повторил он настойчиво. — Когда-то ты сказала, что сны не имеют над тобой никакой силы, — убеждал он ее.
Наконец она сдалась. Схватив его за руку, она медленно заговорила. Кеннет слушал ее рассказ, и от гнева его глаза наливались яростью. Проклятый Фарик!
Он опять прижал ее к себе, просто давая ей ощущение уверенности и комфорта в своих теплых и надежных руках. Кеннет поцеловал ее в лоб.
— Больше никогда в жизни, — сказал он нежно. — Я обещаю тебе, моя любимая крошка, что не позволю никому и никогда обидеть тебя.
Он положил ее обратно на постель. Сомкнув длинные ресницы, она заснула. Долго еще сидел Кеннет на постели и смотрел на нее, пока легкий стук в дверь не отвлек его от этого занятия.
Бадра проснулась, еще не понимая, где находится, и стала потирать глаза. Сильный сладкий запах ударил ей в нос. Конечно, это была галлюцинация: восхитительный запах напомнил ей о цветнике и свободе.
Бадра огляделась и от изумления открыла рот. Вся ее постель была устлана белыми цветами жасмина. В многочисленных вазах и керамических горшках по всей комнате стояли ветки живого жасмина. Теперь в комнате уже не пахло старыми духами, застоявшимся дымом и мускусом.
— Доброе утро!
Глубокий голос Кеннета заставил ее вздрогнуть. Она прикрыла простыней грудь. Кеннет сидел на полу около столика сандалового дерева, на котором стоял серебряный кувшин, две фарфоровые чашки и поднос. Над чашками поднимался пар. Она почувствовала острый запах турецкого кофе и свежих трубочек из кислого теста.
— Это подарок для тебя, — улыбнулся Кеннет.
Посмотрев вниз, Бадра увидела что-то красное. Девушка подняла халат, который был усеян маленькими золотыми звездочками. Она в восхищении погладила рукой китайский шелк. Ткань мягко заструилась у нее между пальцами.
— Спасибо, — сказала она.
Она накинула свое новое платье поверх желтой ночной рубашки и прошла в маленькую смежную комнатку, которая служила ванной. Ежеутренняя ванна для наложниц здесь была обязательным ритуалом.
Когда она возвратилась, он предложил ей апельсин. Бадра уселась около столика напротив Кеннета.
Ее новый халат струился красивыми складками.
— Я не люблю апельсины.
— Как можно не любить апельсины? Они похожи на светящиеся солнечные шары.
Он положил дольку себе в рот.
Бадра же взяла трубочку и жадно проглотила ее, запивая обжигающим кофе.
— Должно быть, ты обожаешь апельсины из-за своего имени, Хепри, которое ассоциируется с солнцем. Поэтому, если я захочу немного солнца, я лучше попробую тебя, — заявила она ему с дразнящей улыбкой.
Когда она поняла, что сказала двусмысленность, ее улыбка исчезла с ее лица.
Но Кеннет довольно ухмыльнулся и подмигнул ей.
— В любое время готов испытать на себе крепость твоих зубов. Уверяю, я не стану кусаться в ответ.
Она откинула назад свои непокорные волосы и, повинуясь неясному импульсу, попросила у него прощения.
Кеннет пристально посмотрел на нее, выбрал еще одну дольку апельсина и, положив его на язык, долго и не торопясь стал смаковать его.
— Ох, до чего ж я люблю вкусные вещи! — предупредил он.
У нее жарко вспыхнули щеки.
Кеннет наблюдал за ней своими блестящими голубыми глазами. Она поднесла ко рту чашечку кофе и поглядела на него.
— Меня назвали Бадра в честь полной луны, Хепри. Видел ли ты когда-нибудь луну? Она бледная, холодная, отстраненная. Я думаю, мои родители не без причины выбрали для меня это имя.
— Да, я видел полную луну. Видел, как разливается по темному песку ее серебряный свет, озаряя всю
