сгоревших поленьев. Обряд, состоявший в нанесении особой татуировки, проводился в ночь накануне сражения.

Кеннет обхватил себя руками и уставился на огонь, в то время как Джабари взял в руки обрядовый кинжал и обтер его. Шейх поднял кинжал на уровень левого предплечья Кеннета.

— Ты уверен? — спросил он.

Кеннет повернул голову, чтобы посмотреть на него твердым, немигающим взглядом, гордо выпрямив спину.

— Никогда в своей жизни я не был так уверен. Я хочу быть твоим кровным братом.

— Очень хорошо.

Крепко прижав ладони к коленям, шейх стал произносить слова клятвы глубоким, мрачным голосом.

— Кровь на кровь, брат к брату, анх, священный крест — символ жизни наших предков, связывает нас на всю жизнь. Да течет мужество в наших жилах, да будут наши сердца отважными, да будут крепки узы, связывающие нас. Даже когда мы ослабеем и смерть придет к нам, то и тогда кровь каждого из нас будет течь в наших жилах, наша связь как братьев останется крепкой навсегда.

Кеннет скрипнул зубами, когда в его тело вонзился кинжал. Он старался пересилить боль, сохраняя равномерное дыхание, как этому учил его в детстве Рамзес, сосредоточившись на самом себе. Когда все было закончено с Кеннетом, шейх протер свою руку дезинфицирующей тканью и передал нож, на котором блестела кровь Кеннета, Рамзесу.

Рамзес подбадривающе улыбнулся, снимая напряжение торжественного момента.

— А! Впервые мой шейх вручает мне кинжал и велит пролить его кровь. Может быть, простого рисунка татуировки недостаточно? Может быть, нарисуем что-нибудь в качестве украшения? Как насчет любимого цветка твоей жены?

— Мы могли бы нарисовать карту Египта и тогда, если ты потеряешься, то всегда найдешь дорогу, — бодро предложил Кеннет.

— Рамзес, приступай к делу, пока я не нарисовал на твоем лице постоянную улыбку, — проворчал Джабари.

И пока телохранитель вырезал знак на его плече, шейх мрачно смотрел на костер. Закончив, Рамзес вытер руку и передал окровавленный кинжал шейху.

Тот грустно посмотрел на своего телохранителя. Кеннет понял его затруднительное положение и засмеялся. Рамзес испустил тяжелый вздох.

— Может быть, мне нужен другой рисунок? — он вытянул вперед свои руки, каждая толщиной, как ствол мощного дерева, на одной была нанесена татуировка телохранителя, на другой — сложный по рисунку знак того, что он был женат. — У меня уже нет свободного места, — пожаловался он.

Шейх выгнул бровь.

— Всегда можно найти место на другой части тела, — многозначительно обнадежил он Рамзеса.

Рамзес весело обругал его. Кеннет рассмеялся, чувствуя радость от восстановленной дружбы и атмосферы товарищества. Наконец он чувствовал себя дома.

Джабари выбрал на руке Рамзеса место под татуированным знаком телохранителя. Закончив, он высоко поднял меч.

— Пусть этот меч, который обагрен нашей кровью, свяжет нас узами кровного братства, как изображение священного креста, символа жизни — анх, — на наших руках служит вечным напоминанием о нашем братстве на всю жизнь.

— Братство на всю жизнь, — как эхо, торжественно отозвался Кеннет.

— Братство на всю жизнь, — повторил Рамзес.

Шейх обтер кинжал и благоговейно вложил его в футляр из кедра. Кеннет запрокинул голову и посмотрел на небо. Его охватило чувство удовлетворенности: ему удалось восстановить все то, по чему он тосковал с тех пор, как уехал отсюда.

Рамзес подтолкнул его локтем и показал на круг на гладкой мускулистой груди Джабари. Алма — эта татуировка была сделана шейху в ночь накануне их набега на племя Аль-Хаджидов, чтобы вернуть священный диск.

— Ты помнишь, когда ему сделали эту татуировку? — спросил Рамзес.

Кеннет торжественно кивнул. Погруженный в воспоминания, он перенесся мыслями в ту ночь, когда воины пели и плясали около костра и шейху сделали татуировку. Подперев подбородок руками, он уставился на песок.

Наконец шейх встал. Они зашагали в лагерь. Кеннету было интересно, где его устроят на ночлег.

Кеннет был в шоке, когда Джабари, бросив на него извиняющийся взгляд, остановился перед шатром Бадры.

— Ее не будет до завтрашнего вечера. У Рашида не так удобно. Уже поздно, и я думаю, что тебе это подойдет. Если тебя это не устраивает…

— Ты можешь остановиться у нас, — сказал Рамзес.

— Нет, все в порядке, — он слегка пожал плечами. — На одну ночь это подойдет. На рассвете я уеду.

Он попрощался с ними, снял свою обувь и вошел внутрь. На столе сандалового дерева горела масляная лампа. Кеннет направился к кровати, отделенной занавеской от главной части шатра, и остановился.

Спальня Бадры. Он вдыхал ее аромат, свежий запах жасмина. На столике перед овальным зеркалом лежала серебряная щетка для волос. На просторной удобной кровати, застеленной чистыми простынями, высоко лежали шелковые подушки.

Ей всегда нравилось спать среди множества подушек.

Очарованный воспоминаниями, он закрыл глаза, припоминая их первую встречу, когда он спас ее от Аль-Хаджидов, а она навсегда похитила его сердце.

Он приподнял циновку на двери, чтобы впустить внутрь свежий ветерок, потом умылся, слил воду в кувшин для полива огорода и бросился на мягкую постель Бадры. И сразу провалился в глубокий спокойный сон, каким не спал с тех пор, как он уехал в Англию. Герцог Колдуэлл, бывший воин Хамсинов, видел во сне жасмин и пленительную, застенчивую улыбку.