– А что так?

– А из скромности.

– Ограничены во всех возможностях?

– Не без того. Время… Вы правильно понимаете.

– Ну хорошо. Заказ от управления снабжения флота у вас есть?

– С заказом пока чуть сложнее, – беззаботно улыбнулся Ольховский, показывая улыбкой, что это – незначительные мелочи. – Хозспособом восстанавливаемся.

– А кто платить будет? Если заказа нет?

– Я вам пишу гарантийное письмо, указываю наш субсчет в банке, печать, все по форме.

– Товарищ командир, дорогой мой, – ласково отмерил сочувствия зам и сказал в трубку секретарше подать кофе. – И что мы получим с вашего субсчета? Вы сами за какой месяц последний зарплату получили? Не могу и не имею права, и не надо меня жалобить. Сами на картотеке сидим.

На этот вариант также имелась домашняя заготовка. Ольховский трагически отодвинул чашку, поданную секретаршей с роскошной косой до попы. Швырнул на стол бумажник, часы и обручальное кольцо – так в драмах швыряли шапку оземь и ставили на ребро последний рубль и на кон – нательный крест. Встал в позу памятника Маяковскому и двинул речь. Он пел и плакал о славе русского флота и часе позора.

Зам твердо и точно вошел в паузу, сделанную для очередного вдоха:

– Тебе в думе или в театре цены не будет. Просто лауреат самодеятельности. Ария Каварадосси. Или Квазимодо? Я всегда путал.

– Бери все, что есть!… – воззвал Ольховский. – Ну оформи шефскую помощь, будь человеком. Не для себя прошу! Ты сам хоть раз в море ходил? Ты что кончал?

Голос лысого зама был ровен и тих, как полет совы.

– Все – не для себя просят, – сказал он. – А кончал я севастопольский подплав. В семидесятом. Инженер-механик по силовым установкам. Еще вопросы будут?

– Бомбовозы, что ли? – кивнул Ольховский на его бликующий кегельный шар.

– Северодвинск, – кратко подтвердил зам.

– Контур потек?

– Примерно. Правильно мыслишь.

Ольховский мыслил правильно, и именно подобного момента дожидалась в боковом кармане плоская стеклянная фляжка расхожего виски Джонни Уокер.

– Кап-два?

– Так точно.

– Выпей со мной, кавторанг, – сказал Ольховский и выставил бутылку.

– Сволочи вы все, – откликнулся зам и достал из стенной панели две рюмки, полкоробки конфет и нарезанный лимон. – Со всеми пить – никакой печени не хватит.

– Алкогольная щетка полезна для вывода радиации из организма.

– Моей щеткой уже можно сапоги чистить.

Они выпили и пожаловались друг другу на жизнь – не унижаясь до слов, жестов и взглядов, – а так, через позу и общее выражение лица. Ритуал выпивки успешно заменяет самые душераздирающие монологи.

– Пару винтов отдал бы тебе за так, – сказал зам. – Уж для Авроры-то – святое дело. Что я, не моряк, что ли, или не ленинградец. Не могу, поверь.

– Почему?

– Потому что это бронза. Цветной металл. А он весь на учете.

– Мне тебя учить? На учете…

– Ты не понял. Здесь не формальный учет, а по жизни.

– То есть?

– Ты знаешь, кто в Питере контролирует весь цветной металл?

– Не понял. – Ольховский проанализировал текущий момент и слегка не поверил общеизвестному:

– Бандиты, что ли? Вас?

– Ну… можно сказать и так. А вообще – серьезные люди. И если завтра две тонны бронзы у меня уйдут неизвестно куда, то очень скоро вежливый человек сообщит мне сегодняшнюю цену на бронзу, стоимость этих двух винтов и сумму, которую я должен ему уплатить, включая проценты. Проценты представляешь?

– Ты с ума сошел. Не круто ли? Вы – оборонное предприятие!

– Не смеши. Ты где живешь? На своем революционном крейсере? На берег-то часто сходишь? Здесь серьезные деньги ходят. Так что – наливай. И доставай заказ от флота. Или плати налом – тогда без проблем.

Ольховский выпил и двинул свои мысли в ином направлении – по прямой в лоб преграде.