Две головы в подушкерассвету не ясны.Объятья двоедушны:их разрывают сны.И по-дневному мелко,чуть различая срок,глядит на них побелкойлетучий потолок.

«За одиночество, мой друг…»

За одиночество, мой друг,нам надо выпить – годы вхожик нам запросто теперь, и ворох шуби пьяный шум исчезли из прихожей.По улицам бегут весельчаки,к гитарам прислоняются чубами,и девочки чуть теплыми губамиулыбок открывают тайники.Лучатся фонари. И скоро – полночь.Итак, за одиночество, мой друг,единственное, может быть, единство.За время, удлиняющее ночь.

Говорящий скворец

1Окурки. Книги. Водкиостатки, наконец.А у разбитой фортки —в дворце своем скворецвисит себе – незрячим,нечистым языкомбормочет что-то зря. Чемболтать – поклюй молчком.…Насыпать крошек в ящик,воды в лоток налить —но с птицей говорящейо чем же говорить? 2Скворец говорливыйпод вечер умолк,и стало тоскливо,и в горле комок.И клетки болталсяв углу теремок.Никто не пытался —никто не помог.

«Что за странный предвечерний…»

«What inn is this?»

E. Dickinson[2]
Что за странный предвечернийпостоялый двор? — у крыльца бродяга черныйда глухой забор.Где хозяин? – только эхо — нету до сих пор.Не дозваться человека,девку – экий вздор!Что за комната-прореха!не трещит очаг,лишь сумерничают тихотени при свечах.Щас бы пива для почину…Эй, хозяин – ты? —что еще за чертовщина,Господи прости?

«Люблю их всех – красивых и дурных…»

Люблю их всех – красивых и дурных,ученых книжниц и пьянчужек плотоядных.Настанет осень. Будет много яблоки на коленях нераскрытых книг.Мне нравится смотреть на них,когда они забудутся на миг(им память вообще дается туго):они всегда бесстыдны, как в раю,и за надменность гордую своювсё ненавидят загодя друг друга.

Ноктюрн

Оттого что сильный дождь,мокнет конь и мокнет вождь,композитор и поэт,генерал без эполет.И до нитки, и до ниткимой сюртук промок гранитный,оттого что до зарилопаются пузыри.

3. ПЫЛАЮЩЕЕ ОЧЕРТАНЬЕ

Арлекин, Пьеро и Коломбина

1Ах, Пьеро – такой простак!А Арлекин любить мастаки вот эдак и вот таки вот эдак!Коломбину за плечоон хватает горячо,и поцеловав ещев губки напоследок,говорит: чего коснеть,Коломбина!Бузина пошла краснетьи рябина!Лик мой ясен,бел мой торси волос красивый ворстак прекрасен.А Коломбина думает: Пьеро,вы так играли на губной гармонике!Зачем же вы не доблестный герой,а только умоляете и молите?У вас к тому же – серые глаза,и над глазами – серые ресницы…Но Арлекин ее хватает за — за, мягко говоря, за поясницу:и пойдут они в трактир —как не пить вермутс Арлекином такимнеобыкновенным!(Ах, безрадостный Пьеро,бери бумагу и перо,чернила фиолетовые,промокашку розовую:улетело лето,наступила прозав этом самом лучшем из миров:Арлекин Коломбинууволок за куртину,или прям, на перину,ах, Пьеро, Пьеро…)2Арлекин, в графине пусто.Киснет кислая капуста.И давно доел пирогэтот выродок Пьеро.В кружках сохнет пепел, пена.И с похмелья Коломбинапосле давешней возниистерична, черт возьми.Коломбина спит босая(к ней пристроился поэт).Снится ей сажень косаяи какой-нибудь обед.Снятся руки, снятся ноги,заключения врача.И лежит Пьеро убогийу роскошного плеча.3Коломбина, видишь сон? — двух обличий унисон:горечь глаз, горячка руки стыда порочный круг.«Ты прекрасна, Коломбина:хризантема, георгинаили лучше – василек…»Руки вздев и выгнув спину,гаснет свечки фитилек — остается злобный стон.Коломбина, видишь сон? —вот по грудь ты входишь в речку,вот вода покрыла плечи,кто-то машет рукавом,и внезапно – никого:не приемлет больше винпотускневший Арлекин,не толкается в нутронеродившийся Пьеро.Возле берега запискапроплывает близко-близко.По песку бегут следы:Коломбина, это – ты.

Выходцы

Перебив зеркала,в том священнейшем осатаненьи,когда сажа бела,начинают они свое жадное пенье,и всплывают из каверзных вод их слепые тела.И звучит: «Приходина условленный угол с витриной! Ревновать прекрати —порываю я с той паутиной!..»И, ослепнув, прудыпокрываются жадною тиной,и звучит голосоксквозь бесценных мгновений песок:«Из бездонных зеркалмы не зря, мы не зря ускользнулив этот летний провал,где лиловые тени в июле.Позабудем себя — что отрадней такого забвенья…»Но осколки слепят,вновь слепят их до дна на мгновенье.

«Безумен утверждавший…»

«He is stark mad who ewer saith

That he been in love an hour».

D. Donne[3]
Безумен утверждавший,что он хоть миг любил.Таким безумцем ставши,он лишь любимым был:твоей любовью жил он,владел твоей тоской…А ты – ты не твердилабессмыслицы такой.

«Безоглядна мысли гладь…»

Безоглядна мысли гладь(только боль владеет далью).Вера это – ожиданье:что ж без веры ожидать?Покидая свой подвал(сумрак, запах керосина),слепо погляди на синийнеба летнего провал.

ВО СПАСЕНИЕ

1971–1972

1. ВО СПАСЕНИЕ

«Пусть останутся в минувшем…»

Пусть останутся в минувшем,когда дни покинут нас,те слова, что наши душипрошептали в первый раз.Если всё на свете – тайна,всё чудовищно случайно —пусть вовеки не подслушатьнашей тайны никому.

«А ты, мой ангел во плоти…»

А ты, мой ангел во плоти,еще за то меня прости,что я тебя – земную —небесной именую.Нельзя ж пред женщиною ведьбезжалостно благоговеть,а ангелов тревожныхжалеть никак не можно.Я не приду к тебе домой —душа твоя и так со мной:таит
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату