которых не найти.Хоть стихи и не ахти.Вы поймете… Кот мой любитяйца в майонезе! Людив гастрономии слабей,чем мой кот… Там – про людей —про моих друзей, которыхя пережила… Не в норах — нет, не прятались они…про погибших ДО войны.Вы поймете это мигом.Вон у вас какая книга —мне таких уж не прочесть:нервничаю… Кот мой ест,представляете, маслины!Завтра пенсия, и с ним мыпогуляем… Он менялюбит. Он мне – как родня.Не кастрированный даже,но все время дома! Нашибабки говорят, что дененормальный он… Людейраздражает, если кто- тосчастлив… Вот что: антрекотовя куплю ему! Он радбудет… Прямо на Арбати поеду: там такиесвежие в кулинариюпо утрам завозят… Вымясо любите?» – «Увы».
Лица
Лица, которыми светятся храмы —будь то у бабки иль сгорбленной дамыиль у молодки, поди, заводской —все эти лики походят на Твой,«ТЯ БО ЕДИНУ НАДЕЖДУ ИМАМЫ»все мы, но их Ты признала средь насс темных икон своих сквозь фимиамыладана – светлый их иконостас.
Ничего
И ничего после любвине изменилось: дом ли, сквер ли,мелодий, улочек углы,в кафе излюбленном столыи в парке – древние стволы…Вот также будет после смерти.
Среди людей
Я говорю на вашем языке —молчанье здесь иными словесамиисполнено… Работала в ларьке.Там было мне семнадцать. Рядом с намиза проволокой колючей встала частьвоенная. Отец мой там слесарилв домах жилых. И помню, как сейчас.В субботний вечер. Летом. На закате.Привел солдата. Оба – под хмельком.(Папаша отмечался при зарплате).Я им таскала закусь. С пареньком —ни слова я, покуда мне папашалафетик не поднес, считай, силком.С того и начались свиданки наши.С того и началась любовь меж нас.На танцы приглашал меня в Железку[6] ,и раз я с ним воскресным днем прошласьза речкою. Ну, и сейчас полез он.Но робко эдак. Робостью и взял.В мундире был, и мне, девчонке, лестно.И лето светлое. И всяк цветочек ал.Стал прибегать ночами в самоволки.Таились мы. Отец тверезый строг.Солдатик мой томил меня. Про Волгувсё заливал. Но вот проходит срок — и нечего! Недели две терпела.Со страху-то чуть не валилась с ног.Потом сказала все ж: «Такое дело».Боялась осерчает. Нет, он самвесь растревожился. Но говорит, сердешный:«Поженимся». Меня по волосамвсё гладил: не страшись, мол, будь в надежде.Утешилась я малость. Ждать взялась.И всё у нас пошло милей, чем прежде.И осень красная была – ну, прямо страсть!Но раз он говорит: «Назавтра к ночиприди сама. Там в проволоке лаз.В наряде я. Но дерну на часочек.А за складами не приметят нас».И я пошла сама, в охотку, смело:уж заполночь потайно поднялась —отец не слышал. Ну и – подоспела.………………………………………………….Я говорю вам вашим языком.В ту ночь как раз стоял он в карауле.Сперва меня окликнул он тишком,чтоб подошла поближе я, и пуляпришлась в живот мне, так что сразу двухубил он зайцев… Как у вас? – уснулинавек с младенцем мы? Да: испустили дух.Теперь и сам – при нас. Его уловкараскрылась сразу: на посту убил,де, некую. Расстрелян был милок мойтам на земле, где был когда-то милон мне средь ваших трав, что пахнут сладко,коль срезать их средь стоптанных могил,среди людей… Осталась лишь загадкаот нас. Вам разгадать ее невмочь.Молчанью здешнему не внемлете вы глухо.Всё ясно вам: в сентябрьскую ночьодин подлец, трусливый или глупый,чтоб скрыть, что он надысь с девчонки слез,промашку сделав, сделал ее трупом.Но здесь молчанье из других словес.
Гагры
Прежде, чем бросить меня с этой женщиной страшной,как-то сказал он, но, может быть, в шутку – не важно:«Вот отвоюем проклятую эту войну,в Гагры махнем погулять хоть недельку одну».Если искала его – лишь в толпе и в рыданьях — не узнавала, небось, не справлялась заранье —я что ни день всю Москву обходила пешком.Много военных в толпе – обознаться легко.И обознавшись, стесняясь рыдать при народе,я заходила к сестре – что-то комнатки вродедали ей в этой центральной конторе ее…Как презирала она тогда горе мое.После войны веселились, угрюмо, угарно.Я ж нанялась на работу в те самые Гагры,хоть и москвичка, но что мне теперь города —я поселилась в надежде своей навсегда.Не по душе мне была эта знойная сырость,мертвая зелень растений продажно красивых,душных бессониц соленый, безвыходный шум:с кем он здесь был, что пришли ему Гагры на ум?Ну и приметил один мои душные ночки.Нынче за сорок мне. Вот уж и сестрина дочка —одна отрада моя – стала ростом с меня —мне присылает ее, как подарок, родня.Но временами как будто бы что-то находит.Платье ищу выходное и не по погоде,разворошив в лихорадке безжизненный шкаф,платье тогдашнее в спешке едва не порвав,я надеваю и с пляжа племянницу кличу(ты не видала таких обаятельных личик)хоть и в обтяжку мне платье – на этакий стан —чуть не бегом мы бросаемся с ней в ресторан.Но не в отраду вино и тяжелая пища(мне это вредно), но ем я и пью, и обычножадно пытаюсь вдыхать этот горький табак,но задыхаюсь и, знаешь ли, кашляю так.Вот моя девочка – та изумительно курит.Пьяный курортник к ее загорелой фигурелепится взглядом, а ей невдомек и не в честь —ей бы, счастливой, пока только яблоки есть.Гагры видны нам внизу в полыханьи закатном — там от войны не осталось и камня на камне…Быстро смеркается, и созревают огни.Тьма. Только Гагры видны нам. Лишь Гагры одни.
Посвящается всем им
Тюрьмы, лагерей и ссылкибыл баснословен срок.Всех потеряла – сына,мужа, отца. Жестоквек наш. Не хватит влагигорькой на всех людей.Но ссылка, тюрьма и лагерьстали опорой ей.Гордость судьбою, либосилы людской предел —но казался счастливымстрашный ее удел.Не дал ей Бог недуга — женственна и мила —как старую подругу,смерть она принялав комнате той, где тенисмотрят с портретов навстречу их. Но на деле —смерть, как всегда, одна.
Подземная нимфа (4)
Но всех прекрасней среди нимфбыла, естественно, гречанка.Должно быть, ездила в Коринфв автомобиле – не песчаный,а галечный в Коринфе пляж,зато – божественный пейзаж,очерченный полетом чайки,воздушной линией вершинприморских гор – сосняк корявыйв них коренится… Из Афинона была, конечно (я вамо нимфе говорю) – увыв морозном зареве Москвыувидел я сей величавый,прекрасный профиль, что векачертили набожно и тонконе с тем, чтоб привлекать слегкаиль завораживать, а толькочтобы из времени извлечькрасу его – казалось с плечне снят кувшин с водою звонкой — той древней чистою водой,что из источника трагедийхор женщин нес… Немолодойона была уже. Но генийв святой гармонии своейедва ли