– А пропавший?
– Пропавший? Он стал ходить везде, осмотрел перчатки, инструменты, подошел к баку с физоило… физио… с раствором, достал оттуда ногу.
– Что это за нога? Чья? Что он с ней сделал?
– Нога эта была уже общественная. Выбросил обратно. И ушел. Открыл дверь и ушел.
– Что-нибудь говорил вам?
– Да. Сказал: «Не вытрезвитель, а морг вонючий!»
– И куда он ушел? Он что, так голый и ушел?
– Голый, или с простыней?.. Нет, я не помню. Я стал всем рассказывать, чтобы приняли меры, а меня напоили. Спиртом.
Вошла медсестра, поджала демонстративно губы и развела в стороны руки, что означало: нигде не обнаружен.
Сержант полиции убеждал санитара подписать протокол, прятал листки, когда санитар совсем откровенно открывал рот и дергался на них, высовывая язык и утверждая, что ему плохо. Доктор задумчиво барабанил пальцами по столу, обдумывая укромные помещения своей больницы, где бы мог запрятаться проклятый труп. А командировочного в простыне и на босу ногу подобрала проезжающая мимо случайная скорая и завезла по дороге в психиатрическую больницу. Он удивленно таращил глаза и требовал самого главного и немедленно, чтобы сообщить потрясающие сведения об инопланетном вторжении.
– Там мать этой, Сусанны из десятого. Уже полчаса стоит под дверью, – учительница географии вытащила сигарету из пачки на столе директора и ждала, когда он сообразит достать зажигалку.
– Я знаю, – директор судорожно поддернул галстук.
– Была здесь?
– Нет.
– Что, так и стоит?
– И я не выхожу.
– Боишься?
– Дурацкое предчувствие какое-то. Как телеграмма, которую еще не открыл.
– Хочешь, я с ней поговорю? Что-то же надо делать. Теряем мальчика, гордость школы.
– Зови. Построже так, но чтоб не сбежала.
Географичка вышла из кабинета, оставила дверь открытой, полуобняла Веру и подтолкнула ее слегка к двери.
– Проходите. Вас ждут.
Вер посмотрела через длинное пространство натертого паркета, отражающего солнце, на директора, вздохнула и вошла.
Су под дверью, затаив дыхание, слушала быстрые шаги на лестнице, подгадала их близость и открыла дверь. Он проскользнул быстро, шумно дыша.
– Ушла?
– Ушла.
– Иди ко мне, – он запутался в куртке, обрывая рукава, сбросил на пол.
– Нет. Поговорим.
– Ты обещала! Опять – поговорим!
– Додик, я должна тебе кое-что объяснить. Это очень важно.
– Да, да.., – он обнял ее крепко и терся лицом, она уловила слабый запах пота, колечки на лбу были мокрые.
– Додик мой… Ласточка, – Су закрыла глаза, и Додик закружил ее на руках по квартире, шепча: «Ты обещала, обещала!»
– Подожди, – она усадила его, скользнула на пол и обхватила его колени, – Что я обещала?
– Ну.. Это.. Ты помнишь!
– Так что?
– Ну… Переспать со мной.
– Я не хочу спать. Я выспалась, – она не давала ему встать, сжимая руки, терлась щекой.
– Ты обещала, что я сделаю с тобой ЭТО! – Додик разозлился, Су слышала, как он дрожит.
– Какой ты нервный.. Ну ладно. ЭТО, так ЭТО. Только надо соблюсти ритуал.
– Ри..туал?.. – Додик освободился и притянул Су на колени, жадно обхватил ее.
– Сначала… Да, сначала я тебя помою. В ванной.
– Послушай, а твоя мама.. Она не вернется? – близко-близко Су увидела расширенные зрачки, глаза были безумны, в них на секунду отразился слабый блеск окна, потом все спрятали длинные черные ресницы, – Давай – ванную потом.
– Нет. Сначала. Закроемся, если что, я скажу, что моюсь, она еще долго будет валяться в своей комнате в постели и стонать, как это всегда, когда она куда-нибудь выходит, ты сможешь уйти.
– И тогда получается.. Мы будем делать ЭТО в ванной?
– А ты не хочешь в ванной?
Додик рывком сорвался с кушетки и держа Су на руках ворвался в ванную, забыв зажечь свет. Они постояли в темноте, осторожно касаясь друг друга губами, дрожа. Чтобы Су не ускользнула, как она обычно делала после таких «тихих» поцелуев, Додик сомкнул руки сзади нее, переплел пальцы с хрустом, не выдержал и сжал кольцо, притянув ее к себе. Су потянулась и включила свет.
– Тебе воду погорячей?
Когда голый Додик стоял в ванной, Су провела руками по его плечам и с грустью сказала:
– Ты просто греческий бог.
– Выключи свет, я так не могу.
– Как же я тебя буду мыть без света? Смешной, – она опустила руки вниз, провела по попке, – Надо же, никаких изъянов!..
– Откуда ты знаешь? – Додик быстро сел в воду, возбуждение прошло, его знобило.
– Что?
– Про изъяны. Почему ты так странно говоришь?
– Любимый зал в музее – греческий. Обожаю статуи богов. Никогда не обращал внимания, как они возбуждают?
– Ты что, их трогаешь?
– Только вот так, – Су погладила руками воздух, изображая округлости ягодиц, – выше не достать, – она откинула голову назад и закрыла глаза. – Однажды пришлось взять стул служительницы, когда ее не было. Вот так, вот так…
– Мне холодно! – Додик отводил взгляд, на самом деле ему было еще и страшно. Су очнулась и стала поливать на него воду пригоршнями, поглаживая тело.
– Тебе придется опять встать. Я тебя намылю. Вот так, умница.. А кто это здесь такой грустный? – Су сложила губы трубочкой и подула на низ живота.
Додик рывком стаскивал с нее свитер, хлопья пены взвились и летали вокруг них, опускаясь с потрескиванием на черные волосы Су.
– Заходи.. – он, ничего не соображая, тащил Су в ванную, она запуталась в одежде и уже стоя одной ногой в воде, дергала другой, сбрасывая трусики.
Они сели в воде на колени. Напротив друг друга.
Су с закрытыми глазами гладила свою грудь, выкладывала горки пены на плечах. Додик почти перестал дышать, ему казалось, что он падает, он вцепился руками в края ванны. Су что-то говорила, но радужные пузыри пены лопались еще громче у него в голове.
– Ну ты не слушаешь, До-дик! Мы будем делать это в поп-ку!
– А?!
– Что с тобой? Я говорю, что мы будем делать это в попку, – Су подобралась поближе, не открывая глаз стала гладить Додика, – Я тебе хотела все рассказать, но ты не слушал..
– Как это?..