На растрескавшейся земле. Одеялом лоскутным на ней Город в дорожной петле, А над городом плывут облака, Закрывая небесный свет. А над городом — желтый дым, Городу две тысячи лет, Прожитых под светом Звезды По имени Солнце…

Облаков было немного — во всяком случае, не настолько много, чтобы, взглянув в иллюминатор, Швед не мог рассмотреть город. А кто-нибудь там, внизу, так же легко мог задрать голову и разглядеть над Днепром серебристую птицу.

И две тысячи лет — война, Война без особых причин. Война — дело молодых, Лекарство против морщин…

Эта война почти незаметна. Вот, к примеру, многие питерцы узнают о событиях последних недель? О стычке на Марсовом поле и курьезном пленении Ямайца? Ой, немногие…

…И согрета лучами Звезды По имени Солнце…

Звезда по имени Солнце заглядывала в иллюминаторы лайнера, бросала подвижные зайчики на обшивку, на противоположные ряды кресел. Пассажиры жмурились.

И мы знаем, что так было всегда, Что судьбою больше любим, Кто живет по законам другим И кому умирать молодым. Он не помнит слово «да» и слово «нет», Он не помнит ни чинов, ни имен. И способен дотянуться до звезд, Не считая, что это сон, И упасть опаленным Звездой По имени Солнце…

Неправда, Виктор. Города помнят и слово «да», и слово «нет». Они вообще многое помнят. Скорее всего ты это знал. Иначе почему не спел обычным людям четвертый куплет? Тот, который теперь доступен лишь в сумраке?

И вот город зажигает огни, Огни — это наши глаза, Город знает нас в ясные дни, Город помнит нас даже в слезах. И за эти две тысячи лет Он к огням наших глаз привык, Он не делит на своих и чужих, Для него мы все только на миг Задержались под светом Звезды По имени Солнце…

— Вставай. — Лайк похлопал Шведа по плечу. — Прилетели.

Швед выключил плеер и снял наушники.

Их встречали Ефим с Платоном Смерекой. Уже в лимузине Лайк, по сложившемуся обычаю со стаканом вермута в руке, подозрительно отстраненно поинтересовался у Шведа:

— Ты сам-то хоть понял, что натворил?

— В каком смысле? — решил уточнить Швед. А то мало ли что Лайк имеет в виду?

— Ты ведь Ямайца опозорил на весь мир. Уделал его без магии.

Швед насупился:

— А что мне оставалось?

Опорожнив одним глотком сразу полстакана, Лайк задумчиво прокомментировал:

— Между прочим, ты единым махом подвел черту под одним из старых теоретических споров. Кое-кто долго ратовал за неполное погружение в сумрак. Так действительно и магией пользоваться можно, и силы не настолько теряешь. Но зато любой, даже простой человек, не Иной, может без труда хватить тебя по затылку чем под руку подвернется.

— Шеф, — угрюмо спросил николаевец. — Я что-то не пойму, ты меня осуждаешь или же одобряешь?

Шереметьев подавил глубокий вздох:

— Взять Ямайца без грохота и потерь ты, безусловно, помог. Так что скорее одобряю.

Разговору молча внимал Ефим — перебивать он, конечно же, не решался.

— Я вижу, ты домой хочешь, — обратился Лайк к Шведу. — Езжай, отлежись. Платон! Через вокзал, пожалуйста!

И — тише:

— Николаевский как раз через сорок минут.

— Спасибо, — пробормотал Швед. Домой ему и правда хотелось.

Киев проплывал за тонированными окнами.

Перед вокзалом Швед пожал протянутую шефом руку, кивнул Ефиму и вышел.

— Я найду тебя через недельку, — сказал Лайк. — Будет большой разбор полетов.

— Угу. Пока.

Дверь почти бесшумно захлопнулась, и лимузин укатил.

Последние часы Шведа захлестнуло странное и не очень приятное чувство ненатуральности происходящего. Наверное, он просто устал. А может, только утром развоплощенный Питер высосал из него слишком много моральных сил. Возможно. Все возможно.

Не хотелось ничего — даже морочить публику на вокзале. Вместо этого Швед честно выстоял очередь у кассы и взял билет обычным порядком, будто и не Иной.

На николаевском поезде редко ездят в СВ, поэтому билеты есть всегда. На всякий случай Швед взял два билета — а то еще попадется какой-нибудь докучливый попутчик…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату