достигнута верхняя октава, начала проглядываться гармония.

Вдруг по обе стороны от них вспыхнуло оранжевое пламя. Женщины буквально подпрыгнули на два метра в воздух, прежде чем низкая гравитация вынудила их остановиться.

Постепенно в Сирокко снова начал закипал гнев. Демонстрировалась грубая сила, призванная оказать на них устрашающее, до дрожи в коленях и лязга зубов, воздействие, чтобы заставить их пресмыкаться. Но на Сирокко она произвела обратный эффект. Богиня это была или не богиня, она использовала слабые трюки, рассчитанные только на слабонервных.

– Барнум ничего не заработал бы на такой девушке, – сказала Габи, и Сирокко готова была расцеловать ее за эти слова. Это было не что иное, как старание произвести эффект. А какой богине это понадобилось бы?

Пламя погасло, пару раз подпрыгнув напоследок до самого потолка и образуя желто-оранжевый тоннель. Они продолжали подниматься.

Перед ними возвышались ворота из меди и золота. Они беззвучно распахнулись перед ними, клацнув, закрылись, пропустив их вперед.

По мере того, как они подходили к большому трону, окруженному ярким светом, музыка бурно нарастала, превращаясь в сумасшедшее крещендо. К тому времени, когда они подошли у широкой мраморной платформе на вершине лестницы, на трон невозможно было смотреть. Жар, исходящий от него был слишком сильным.

– Говори.

Слово повторилось два раза, один раз таким же низким тоном, как и снаружи, второй – более человеческим голосом. Сразу же, как только прозвучал голос, свет начал меркнуть. Бросив украдкой осторожный взгляд, Сирокко увидела в призрачном свете очертания высокой, обширной человеческой фигуры.

– Говори, или возвращайся откуда пришла.

Скосив глаза, Сирокко увидела круглую голову, сидящую на толстой шее, блестящие как уголь глаза и толстые губы. Четырехметровая Гея выпрямившись, возвышалась на двухметровом пьедестале. У нее было круглое тело с чудовищным животом, огромные груди, руки и ноги привели бы в трепет профессионального борца. Она была обнажена, тело было цвета зеленых слив.

Неожиданно пьедестал изменил форму и превратился в покрытый травой и цветами холм. Ноги Геи превратились в стволы деревьев, ступни ее крепко укоренились в темную почву. Ее окружили маленькие зверушки, в то время как над головой кружили крылатые создания. Она посмотрела прямо на Сирокко и ее огромные брови грозно сдвинулись.

– А… Я хотела… Я буду говорить, я буду… – Сирокко открыла рот, думая одновременно: куда же улетучился ее праведный гнев? Взгляд ее упал на Габи. Она дрожала, глядя на Гею блестящими глазами.

– Я здесь, – шептала она. – Я здесь.

– Замолчи, – зашипела Сирокко, толкнув ее локтем. – Мы поговорим об этом позже. Она вытерла со лба пот и снова повернулась к Гее.

– О, Великая… Нет! Апрель сказала, что никаких унижений, что Гея любит героев. Пожалуйста, Апрель, пожалуйста, будь права!

– Мы пришли… я и шестеро других, пришли из… Я не знаю, насколько долго… – Она замолчала и поняла, что ничего не сможет объяснить по-английски. Она набрала в легкие побольше воздуха, расправила плечи и начала петь.

– Мы пришли с миром, я не знаю, как давно это произошло. Мы были маленькой командой по вашим понятиям и не представляли для вас никакой опасности. Мы были безоружные. И все-таки нас атаковали. Наш корабль был разрушен до того, как мы успели объяснить наши намерения. Вопреки нашей воли нас держали взаперти в положении, вредном для нашего рассудка, мы были не в состоянии связаться ни друг с другом, ни с нашими товарищами с Земли. В нас были произведены изменения. В результате один член моей команды сошел с ума, другой тоже был близок к помешательству в то время, как я с ним рассталась, третий больше не хочет общаться со своими человеческими друзьями, четвертый – потерял большую часть своей памяти. И еще по поводу памяти – одна из членов команды не знает больше сестру, которую когда-то любила. Все это чудовищно. Я чувствую, что с нами поступили несправедливо, все это заслуживает объяснения. С нами обошлись жестоко и мы требуем справедливости.

Напряжение у Сирокко слегка спало, она была счастлива, что ей удалось высказаться. Она чувствовала себя ребенком; ей не побороть это существо. Она сделала все, что в ее силах, дальше все зависит не от нее.

Гея нахмурилась еще сильнее.

– Я не подписывала Женевское Соглашение.

Сирокко от неожиданности открыла рот. Она ожидала услышать что угодно, но, конечно, только не это.

– Так кто ты тогда? – вырвалось у Сирокко помимо воли.

– Я – Гея, великая и мудрая. Я – мир, я – истина, я – закон, я…

– Так, следовательно, ты целая планета? Апрель сказала правду?

Наверно было неудобно перебивать богиню, но Сирокко не могла сдержаться и как Оливер Твист напрашивалась на взбучку.

– Я не повсюду, – прогромыхала в ответ Гея, – но да, я планета. Я – Мать Земли, хотя и не вашей. Все берет начало из меня, вся жизнь. Я один из пантеонов, достигающих звезд. Зови меня Титан.

– Так это…

– Достаточно. Я слушаю только героев. Ты рассказала о ваших великих делах, когда пела свою песню. Расскажи мне о них, или уходи навсегда. Пой мне о своих приключениях.