и Эрато, которые, похоже, образуют систему, а там, куда мы спускаемся, прямо под нами – приток Клио.

Сирокко посмотрела вниз и увидела голубую ленту реки, извивающуюся среди густого зеленого леса, проследила взглядом назад, к скале, оставшейся позади них, и задохнулась – так вот куда текла река.

Река, изгибаясь, стекала со скалы почти на полкилометра ниже того места, где они стояли. Поток воды выглядел сплошным и твердым, как металл, на протяжении где-то километров пятидесяти, а потом он начинал распадаться на отдельные струи, достигая земли мелким моросящим дождем.

Из скалы вытекало более дюжины других потоков, но ни один не был так близко к ним и ни один не был столь эффектен, хотя каждый сопровождался радугой. С ее пункта наблюдения радуги казались расположенными как крикетные воротца. Это выглядело потрясающе, слишком прекрасно, чтобы быть реальностью.

– Я хотела бы иметь концессию на производство открыток в этом месте, – сказала Сирокко. Калвин улыбнулся в ответ:

– Ты будешь продавать пленку для кинокамер, а я билеты на прогулки. Как тебе такое предложение?

Сирокко оглянулась на Габи, которая не могла оторваться от прозрачной стены.

– Устраивает. У нас с тобой одинаковая реакция на это. Как называется та большая река, которая присоединяется к остальным?

– Офион. Наиболее коварный северный ветер. Если посмотреть ближе, то видно, что он вытекает из маленького озера вон там, позади, в сумеречной зоне между Мнемозиной и Океаном. Озеро должно иметь источник, и я подозреваю, что это Офион, который течет под землей через пустыню, но нам этого не видно. Дальше он впадает в моря и вытекает из них на другой стороне.

Сирокко проследила взглядом за изогнутой спиралью реки и убедилась, что Калвин прав.

– Я думаю, что в соответствии с географией река не может впадать в море и затем вытекать оттуда, – сказала Сирокко, – но эти правила распространяются только на реки Земли. Ладно, мы назовем ее круговой рекой.

– Там находятся Билл и Август, – сказал Калвин, указывая рукой. – Это примерно на полпути к Клио, около третьего притока.

– Билл и Август. Нам надо было попытаться связаться с ними. С этой суматохой при посадке на цеппелин…

– Я одолжил твое радио. Они уже проснулись и ждут нас. Если хочешь, можешь поговорить с ними.

Сирокко забрала у Габи свое кольцо от шлема с радио.

– Билл, ты слышишь меня? Это я, Сирокко.

– Да… да, я слышу тебя. Как у тебя дела?

– Примерно так, как ты ожидаешь, еду в желудке дирижабля. А как ты? С тобой все в порядке? Ты не ранен?

– Нет, со мной все в порядке. Послушай, я хочу… я хочу сказать, как приятно слышать твой голос.

Сирокко почувствовала слезу у себя на ее щеке и быстро смахнула ее.

– Как хорошо слышать тебя, Билл! Когда ты выпал из иллюминатора… проклятье! Ты не можешь этого помнить…

– Я многого не помню, – сказал Билл, – позже мы поговорим обо всем.

– Я до смерти хочу тебя видеть. У тебя растут волосы?

– Они растут по всему телу, но это все подождет. Нам о многом надо поговорить, мне, тебе, Калвину и…

– Габи, – подсказала Сирокко после продолжительной паузы.

– Габи, – повторил Билл неуверенно. – Видишь ли, меня смущают некоторые вещи. Но это не должно вызывать проблем.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – Внезапно ее прошиб озноб, и она энергично потерла предплечья.

– Не сомневайся. Когда вы будете на месте?

Сирокко спросила Калвина, который, в свою очередь, просвистел короткую мелодию. В ответ прозвучала другая мелодия откуда-то сверху.

– У цеппелинов смутное представление о времени, – сказал Калвин. – Я бы сказал – через три-четыре часа.

– Нет ли здесь другой авиалинии?

Сирокко выбрала себе местечко ближе к дальней стенке гондолы – здесь она могла забыть, что находится в желудке, и сосредоточиться. Габи все еще находилась в оцепенении, а Калвин, рассказав все, что знал о цеппелине, не был склонен разговаривать. Он не хотел рассказывать о других вещах, которые интересовали Сирокко.

Пожалуй, здесь не помешали бы перила. До самого пола стены гондолы были прозрачные, как стекло. Если бы не полупереваренные листья, то прозрачным был бы и пол. Вид открывался ошеломляющий.

Они пролетали над густыми джунглями, которые были усеяны озерами. На всем протяжении внизу протекала, извиваясь, широкая желтая Клио: сброшенная со скалы водяная лента вилась где ей заблагорассудится.