Пока Камилла смотрела на ботинки, в ее ноги возвращалась сила. Движения на постели замирали. Камилла тихонько встала и обошла сундук. Она уже почти выскользнула из комнаты, когда девушка вдруг приподнялась и закричала. Послышалась возня, Жан-Батист вскочил с постели и громко позвал ее.

Беги, Камилла.

Бегу, как умею. Камилла схватила куртку, рюкзак и, заметив на банкетке найденного котенка, подобрала и его. Из комнаты доносился голос девушки, которая о чем-то спрашивала. Вон отсюда, скорее. Камилла пронеслась по лестнице и долго бежала по улице. У пустынного сквера она, задыхаясь, остановилась, перелезла через решетку и рухнула на скамейку, подобрав колени и сжав руками ботинки. Бур во лбу немного отпустил.

Рядом сел молодой человек с крашеными волосами.

– Плохи дела, – мягко сказал он.

Потом поцеловал Камиллу в висок и молча удалился.

Данглар не спал, когда уже за полночь кто-то тихо постучал в дверь. На нем была майка, на подбородке пробивалась щетина, он сидел с пивом перед телевизором, но на экран не смотрел, а то и дело перелистывал свои записи о сеятеле чумы и его жертвах. Это не могло быть случайностью. Убийца выбирал их, значит, между ними была какая-то связь. Капитан часами допрашивал родственников убитых, пытаясь найти хоть одну точку пересечения, просматривал свои записи, отыскивая общее.

Днем Данглар одевался вполне элегантно, зато вечером облачался в рабочую одежду своего детства, которая когда-то принадлежала его отцу, широкие велюровые штаны и майку. Пятеро детей спали, и он бесшумно прошел по длинному коридору, чтобы открыть дверь. Он ожидал увидеть Адамберга, но это оказалась дочь королевы Матильды, прямая, напряженная, запыхавшаяся, под мышкой у нее что-то вроде котенка.

– Я тебя разбудила, Адриан? – спросила Камилла.

Данглар отрицательно покачал головой и сделал знак ей не шуметь и войти. Камилле и в голову не пришло, что у Данглара может быть женщина или что-нибудь вроде того, и она без сил опустилась на старенький диван. При свете Данглар увидел, что она плакала. Он молча выключил телевизор, открыл пиво и подал ей. Камилла залпом выпила полбутылки.

– Плохи дела, Адриан, – выдохнула она, отставляя бутылку.

– Адамберг?

– Да. Плохо мы начали.

Камилла допила пиво. Данглару это было знакомо. Когда плачешь, нужно пополнить запас растраченной жидкости. Он нагнулся в кресле, достал вторую бутылку из початой упаковки, стоявшей на полу, поставил на гладкий низенький столик и подвинул ее Камилле, как в начале игры с надеждой двигают вперед пешку.

– Знаешь, Адриан, на свете бывают разные поля, – заговорила Камилла, вытягивая вперед руку. – Свое поле возделываешь, а на другие ходишь гулять. Там можно встретить много всякого-разного – люцерну, рапс, лен, пшеницу, а есть еще поля под паром и заросшие крапивой. Я не подхожу к крапиве, Адриан, я ее не рву. Это не мое, понимаешь, как и все остальное.

Камилла опустила руку и улыбнулась.

– Но вдруг ты ошибся, ступил не туда и обжегся, сам того не желая.

– Больно?

– Ничего, пройдет.

Она взяла вторую бутылку и немного отпила, но уже не так жадно. Данглар наблюдал за ней. Камилла была очень похожа на свою мать, королеву Матильду, у нее был такой же прямоугольный подбородок, тонкая шея, чуть изогнутый нос. Но у Камиллы была очень светлая кожа и все еще детские губы, ее улыбка была совсем не похожа на широкую покоряющую улыбку Матильды. Они немного помолчали, Камилла осушила вторую бутылку.

– Ты любишь его? – спросил Данглар.

Камилла уперлась локтями в колени, не отрывая глаз от маленькой зеленой бутылки на низеньком столике.

– Это слишком опасно, – тихо ответила она, покачав головой.

– Знаешь, Камилла, перед тем, как создать Адамберга, у Бога была очень тяжелая ночь.

– Нет, – Камилла подняла на него глаза, – я этого не знала.

– Так вот. Бог не только плохо спал, но у него и материал закончился. И Он легкомысленно решил обратиться к своему Коллеге, чтобы одолжить кое-каких заготовок.

– Ты имеешь в виду… к Коллеге из преисподней?

– Вот именно. Тот обрадовался нежданной удаче и поспешил снабдить Бога своим сырьем. И тогда Бог, отупев после бессонной ночи, неосмотрительно смешал все воедино. Из этой глины Он и слепил Адамберга. Это был поистине необычный день.

– Я этого не знала.

– Об этом пишут во многих хороших книгах, – улыбнулся Данглар.

– Ну и что Бог дал Жану-Батисту?

– Он подарил ему интуицию, мягкость, красоту и гибкость.

– А что дал дьявол?

– Равнодушие, мягкость, красоту и гибкость.

– Черт!

– Вот именно. Но мы никогда не узнаем, в каких пропорциях в нем все это намешано. Бог легкомысленно все перемешал. И по сей день это остается одной из главных тайн теологии.

– Я не собираюсь в этом копаться, Адриан.

– Правильно, Камилла, потому что всем известно, что перед тем, как создать тебя, Бог продрых семнадцать часов и был в отличной форме. Весь день он прилежно и с упоением собственноручно лепил тебя.

Камилла улыбнулась:

– А ты, Адриан, каким был Бог, когда создавал тебя?

– Вечером Он крепко набрался с приятелями – Рафаилом, Михаилом и Гавриилом. Эту байку мало кто знает.

– Могло получиться нечто потрясающее!

– Нет, после этого у Него руки тряслись. Поэтому я такой и вышел – расплывшийся, несуразный и блеклый.

– Теперь понятно.

– Да, видишь, как все просто.

– Я пойду немного пройдусь, Адриан.

– Может, не надо?

– А ты что предложишь?

– Скрути его.

– Не люблю давить на людей, это не проходит для них бесследно.

– Ты права. Меня однажды самого скрутило.

Камилла кивнула.

– Ты должен мне помочь. Позвони мне завтра, когда он будет на работе. Я зайду домой, сложу вещи.

Камилла взяла третью бутылку и немного отпила.

– Куда ты отправишься?

– Не знаю. Ты знаешь какое-нибудь место?

Данглар указал на свой лоб.