стальными обручами, заставляя ребра хрустеть и почти не давая дышать, глаза Гаала наполнялись слезами восторга и счастья. Он не боялся испустить дух в этих объятиях, и пожелай Вундворм покончить с ним, охотно принял бы смерть. Но хватка ослаблялась. Морда чудовища вплотную приближалась к залитому потом лицу Гаала, и жуткие желтые глаза с поперечно расположенными узкими черными зрачками изучающе глядели в его, человеческие, расширенные и совсем темные от неописуемого волнения. Кошачья голова, покрытая не чешуей, а короткой блестящей шерстью, медленно покачивалась из стороны в сторону, завораживая, гипнотизируя. Узкий длинный, раздвоенный, как у змеи, язык Вундворма выскальзывал из страшной, полной острых белых зубов, алой пасти, короткими влажными касаниями заставляя Гаала трепетать. Утробный мурлыкающий звук, глухое ворчание, вырывавшееся из самой глубины существа гадины, сливался с хриплыми блаженными стонами человека. Это было больше, чем соитие. В такие минуты Гаал не знал, где он и кто, не ощущал себя ни мужчиной, ни женщиной, он становился частью Повелителя, создания, единственного и неповторимого в своем роде, и был готов принять от него все, что угодно.
Хвост твари, шурша, извивался на каменном полу, взметался вверх и со свистом опускался на спину Гаала, рассекая плоть. Но человек не думал о боли — она была естественной составляющей их отношений. У Гаала перехватывало дыхание, он тоже начинал дрожать и извиваться, хотя вовсе не стремился избавиться от страданий. Несколько ударов — Повелитель наносил их вполсилы, зная, что, дав себе полную волю, просто прикончит Гаала, перерубив пополам — и гадина останавливалась для того, чтобы затем жадно слизывать кровь с тела своего… кого? друга? раба? возлюбленного? — пока та, свернувшись, не переставала сочиться из нанесенных Вундвормом глубоких ран.
Тело Гаала было сплошь покрыто сетью давно затянувшихся и совсем свежих шрамов. Чистыми оставались только руки и лицо, так что, натянув на себя одежду, Гаал выглядел вполне нормально.
Сегодня Повелитель пребывал в состоянии полнейшего довольства и таким образом, через Таинство Соития, благодарил Гаала за ощущение блаженной сытости. Иногда же случалось по-другому. Если Гаал не успевал вовремя накормить Вундворма, гадина делалась раздражительной, и тогда кара не заставляла себя долго ждать. Вместо ласкающих прикосновений языка, тварь выделяла обжигающий яд, который, попадая па открытые свежие раны, причинял настоящие невыносимые муки. Гаал исходил криком и терял со знание. Впрочем, он и это принимал как должное — вина неизбежно влекла за собой заслуженную кару. Ему следовало лучше заботиться о Повелителе, чтобы избегать наказания.
Гаал был очень богатым человеком. Близость к Вундворму гарантировала ему неизменную удачу на всех жизненных путях. Иначе он бы не имел возможности покупать столько рабов, чтобы достойно содержать своего Повелителя, требующего новых и новых жертв и предпочитавшего молодых и сильных, с хорошим свежим мясом и горячей кровью. На корм Вундворму годились только такие. И он почему-то предпочитал мужчин. Женщины приводили Вундворма в ярость. Он убивал их, но не питался их телами.
Несколько поколений предков Гаала служили Вундворму, начиная с того, первого, который доставил гадину в Хайборию и подарил ей жизнь. Сначала в Аргос, затем в Шем… приходилось много скитаться, скрываясь от тех, кто желал уничтожить Вундворма, пока его служители, называвшие себя членами Ордена Воплощения, прочно, и, как они полагали, навсегда не обосновались в Нумалии.
Вообще-то Гаал знал, что Вундворма практически невозможно убить, но не терял бдительности, Вроде бы за два прошедших столетия не обнаружилось в живых ни одного из тех, кто был бы способен это сделать. Тела тиарийских магов были навеки погребены под многокилометровым слоем серого пепла на маленьком острове, ставшем их общей могилой. Никто не спасся. Во всяком случае, о тиарийской диаспоре никогда не было слышно ни в одной из хайборийских земель. Но осторожность не бывает излишней. Ибо довольно всего лишь одного потомка тиарийцев, в коем проснется Дар, чтобы над Повелителем нависла страшная угроза. Поэтому в обязанности Гаала входило не только содержать его, но и внимательно следить, чтобы гадине не угрожала опасность. И здесь ни на кого нельзя было положиться! Даже на других членов Ордена Воплощения — эти мелкие людишки, в отличие от Гаала, не любили Вундворма, а значит, понятия не имели о подлинной верности, которая исходит только из сердца, а не от головы и холодных низких рассуждений о собственной выгоде. Они были тупыми, ленивыми, трусливыми слабаками. Некоторые из них после Таинства Соития с Вундвормом сходили с ума, иные умирали. То, что Гаал воспринимал как великую награду и знак особого расположения Повелителя, было для них ужасом и пыткой. В том числе и для Ингуна, отчаянно старавшегося держаться от Вундворма подальше и видеть его пореже. Так что достойного преемника Гаал не видел. Он служил Вундворму более двадцати зим и был еще достаточно крепок, чтобы продолжать. Но не до бесконечности же. Человеческая жизнь коротка. Что будет потом, когда он, Гаал, не сможет достойно выполнять свою миссию? Он возлагал определенные надежды на Ингуна, но с тем предстояло еще долго и много работать.
Проклятого парня только недавно перестало рвать, когда он присутствовал при поглощении Вундвормом пищи. Он, видите ли, не мог привыкнуть к тому, что Повелитель пожирает людей живьем и святотатственно предложил сначала умерщвлять жертв. Как же! Предлагать Повелителю падаль?! До этого Гаал никогда бы не опустился. Суровая отповедь Магистра привела к некоторому просветлению в мозгах Ингуна, и парень сам вызвался сопровождать Повелителя во время Охоты. Ибо иногда Вундворм сам выбирал себе жертву, не довольствуясь подношениями, и убивал ее прямо на улице*. Обычно Гаал сам бывал в такие моменты с ним рядом, чтобы убрать остатки трапезы. На сей раз он доверился Ингуну — и что же? Тот все испортил. Разорванное тело осталось лежать на камнях в луже крови и было обнаружено. Мало того, жертвой Вундворма стал не кто иной, как Хэм, представитель тайной охраны.
Допустим, самому Повелителю высокие звания и титулы были совершенно безразличны, он осуществлял высшую справедливость, уравнивая между собою рабов и знатных господ, с равной охотой пожирая и тех, и других.
Но членам Ордена Воплощения не следовало допускать подобных недоразумений, чтобы не привлекать внимания властей, иначе придется менять убежище, а это дело крайне непростое. Перевезти Повелителя из одного города в другой так, чтобы это осталось незамеченным, очень трудно. Он слишком огромен, невероятно силен и, понятно, никому не подчиняется.
Оплошность Ингуна привела Гаала в ярость. Он успокоился только тогда, когда Хэма объявили жертвой дикого зверя, случайно забредшего в Нумалию. Хотя никакого зверя так и не поймали. Гаал перевел дух.
А Ингун, стремясь как-то загладить свою очередную вину, клялся, что допустил ошибку в последний раз и был готов на все, чтобы оправдать себя.
— Повелитель никогда не ошибается в выборе, — проворчал Гаал в ответ на его униженное нытье. — Тебе повезло, что он был так милосерден к тебе.
Членов Ордена Воплощения Вундворм избирал сам. За исключением тех, кто всегда служил ему и принадлежал к роду Гаала. Остальные были из числа рабов, предназначавшихся ему в пищу. Некоторых из них, очень редко, он оставлял в живых и позволял служить ему. Ингун был одним из таких.
У Гаала эти счастливчики вызывали болезненную ревность. Он их ненавидел! Но против воли Повелителя идти не посмел бы никогда, и только в самой потаенной глубине души радовался, если они не выдерживали Таинства Соития. Ингун выдержал его уже трижды.
Впрочем, Гаал не сомневался, что бывший раб предпочел бы умереть, так что настоящим соперником Ингун ему не был. Он не находил радости в своем избранничестве, подобно Гаалу.
…Вундворм отпустил его, и человек рухнул ничком на каменные плиты, покрытые зеленоватой слизью. Немного полежал, восстанавливая силы, затем поднялся, еще раз от избытка чувств прижал к своей груди кошачью голову гадины — Повелитель милостиво позволил ему это сделать — и покинул просторное внутреннее помещение замка.
Он долго отмывался от крови и слизи, которыми было сплошь покрыто измученное Таинством тело. Не потому, что испытывал отвращение, наоборот, Гаал был готов носить на себе следы расположения Вундворма всегда, но в таком виде была бы невозможна обычная, дневная, верхняя жизнь, которую приходилось вести. На сей раз Повелитель изрядно помял его в своих кольцах — болела каждая клетка, руки противно дрожали, Гаалу, судя по всему, следовало бы пару дней отлежаться, но он не собирался поддаваться слабости. Может быть, несколько часов отдыха он себе и позволит, но не больше.
— Ингун, — позвал Гаал, — помоги мне одеться.
Тот, мгновенно явившись, невольно отвел глаза от покрытого шрамами и кровоподтеками жилистого тела Магистра Ордена Воплощения и слегка поморщился. Какой из него служитель, раздраженно подумал
