обеих сторон. В памяти одно за другим всплывали дурашливые и бессвязные россказни старца… Нет, не россказни — пророчества! И почему она не захотела понять раньше, о чем говорил Птах?!

Тем временем они подошли к спущенной аппарели, и Леру бесцеремонно затолкали в просторный салон вертолета. В центре грузового отсека, стены которого были исписаны причудливыми изображениями какого-то животного, на возвышении, сделанном из контейнеров с выцветшей черной маркировкой нерусскими буквами, было установлено пилотское кресло. В нем, горделиво приосанившись, восседал низенький толстый туземец. От других соплеменников он отличался более пышным раскрасом и внушительным животом, а его лысину скрывал начищенный летный шлем без забрала. Вождя (царя? шамана?) охраняли двое расположившихся по бокам громил, вооруженных длинными копьями. Сам он, опираясь на шестипалый кулак брылястой щекой, поросшей курчавым волосом, глядел в потолок и явно скучал.

Подталкиваемая стражей, Лера нехотя двинулась вперед, пока не уперлась в бесформенную кучу тряпья, зачем-то сложенного рядом с царским креслом.

Вождь наконец соизволил обратить на нее внимание.

— Сек-ту, — властно выставив руку с обгрызенными ногтями, басовито молвил он, когда туземцы и девушка остановились на почтительном расстоянии.

Отпустив пленницу, конвоиры подтолкнули ее вперед.

— Лек мач-то, — немного подавшись вперед, вождь поманил Леру мясистым пальцем и, увидев, что она мешкает, прибавил с ласковой интонацией: — Лек мач-то, лек мач-то. Вени.

Не понимая ни единого слова, о смысле показанного жеста девушка догадалась сразу, но приблизиться жутко боялась. Как же ей хотелось сейчас проснуться в каюте на борту лодки, а потом, уютно устроившись в палатке дяди Миши, пересыпая слова заливистым смехом, пересказать старому охотнику свой дурацкий сон!

В следующую секунду Лера ощутила, как в кожу между лопаток хищно уперлось обжигающе-ледяное острие копья одного из конвоиров. Оставаясь на месте, словно прикованная неведомой силой, девушка постаралась выгнуться вперед, чтобы отстраниться от колющего прикосновения.

Видя, что пленница упрямится, вождь нетерпеливо дернул второй рукой, на кулак которой был намотан конец металлической цепи, тянущейся к груде тряпья на полу.

— Тахома!

Давным-давно истлевшие лохмотья, по всей видимости когда-то бывшие летным комбинезоном, зашевелились, и с пола, что-то хрипло приговаривая под нос тоненьким голоском, неторопливо поднялась высушенная сгорбленная старуха. Раздвинув спускающиеся на лицо белесые пряди, она неторопливо обошла одного из охранников, внимательно изучая девушку. Следом за ней, позвякивая, змеилась цепь, которую лениво травил вождь. Лера невольно отпрянула от этого скрюченного и отвратительно пахнущего существа, но нацеленное в спину копье сильнее впилось в кожу. Бежать было некуда. Скрытое сумраком грузового отсека существо неторопливо приближалось со зловещим позвякиванием.

— Шари-ифа, — нараспев одними губами произнесла женщина, попадая в мятущийся свет факела, и Лера чуть не вскрикнула от удивления, увидев цвет ее кожи. Он был… белым!

Хоть кто-то чем-то похожий на нее в этом чудовищном, неизвестно какой больной фантазией выдуманном мирке. Женщина удивилась не меньше.

— Шарифа, шари-ифа, — нарочито громко, так, чтобы слышал вождь, зловеще шамкая беззубым ртом, ласково пролепетала подошедшая старуха, зачарованно водя узловатыми пальцами по коже дрожавшей девушки. — My God… White skin, this is really white skin![1]

Последняя фраза была произнесена свистящим шепотом, и девушка разглядела сквозь болтающиеся прядки волос, как загорелись глаза женщины.

— Марлаш тугрения? — придав своему лицу смурное выражение, властно поинтересовался вождь.

— Не asked, where you came from,[2] — выслушав вопрос, на не менее странном языке перевела старуха.

— Меня… меня Лера зовут, — полумертвая от страха, ни слова не понимая, пытаясь отстраниться, пискнула девушка. — Я в лесу заблудилась. Отпустите меня, пожалуйста, и я сразу уйду…

— A white face! After so many years! Please, help me! I’m a citizen of the United States, — сбивчивым шепотом заговорила вплотную приблизившаяся старуха и стала украдкой тыкать пальцем в стертую нашивку на плече комбинезона. — We were shot down twenty years ago… in the desert. Pilots were killed, and I was imprisoned by these savages…[3]

— Извините, я ничего не понимаю, — немного успокоенная знакомым цветом кожи и отсутствием явной агрессии, виновато пробормотала девушка. — Пожалуйста, отпустите меня…

— You’re a Russian, right? — прислушавшись к словам девушки, спросила та. — I’m lieutenant, Jenny Tahoma…[4]

— Пожалуйста, не трогайте меня, — Лера попыталась стряхнуть с запястья цепкие пальцы, с испугом и отвращением глядя на металлический ошейник и красный нарыв, окольцовывающий шею женщины.

— Are you military? You came here with a group? How many people are with you?[5] — потускневшие глаза смотрели на девушку с жадной надеждой.

— Ке-сия! — заметив, что он остался за бортом разговора, раздраженный вождь с такой силой рванул цепь на себя, что всплеснувшая руками женщина с размаху опрокинулась на зашуршавший высушенными листьями пол. — Се-кумо вач! Тэко!

Повинуясь приказу, охраняющие трон туземцы оттащили схватившуюся за горло женщину в сторону.

— Марлаш тугрения? — снова нетерпеливо поинтересовался у Леры вождь.

— Я вас не понимаю! — взмолилась девушка.

— Верия се пука! — поднявшись из кресла, вождь быстро приблизился к девушке и провел мясистыми пальцами по ее волосам. Размяв длинную огненно-рыжую прядку, поднес ее к широким ноздрям и жадно вдохнул. От вида шестипалой руки у Леры от испуга громко стучали зубы под плотно стиснутыми губами, на глаза навернулись бусинки слез. Бесцеремонно схватив оцепеневшую пленницу повыше локтя, туземец, словно манекен, повертел ее, придирчиво оглядывая со всех сторон.

— Брего, — закончив осмотр, он вернулся на трон и величественно развел руки. — Рак-ция ченуто тель-кумо се Мани-ту!

В руках одного из туземцев появилась плошка, выдолбленная из половинки большого ореха, в которой плескалась неаппетитная бурая жижа.

— Тлаченка! — торжественно возвестил Лере вождь, подняв чашу над головой.

— Mani-tu… Don’t drink! — прохрипела из своего угла все еще задыхающаяся старуха. — It’ll kill you![6]

Но рослые туземцы уже скрутили брыкающуюся девушку. Один из них с силой сдавил скулы пленницы, так что ее рот непроизвольно раскрылся, а другой тут же влил в него вонючую вязкую смесь из деревянной плошки. Захлебывающаяся Лера беспомощно зарыдала, неудачно попыталась зацепиться за реальность, но соскользнула и провалилась в липкий и всепоглощающий мрак.

В центре поляны вновь загрохотали барабаны.

— Ал-ла-а-а! — истошно заголосил дежуривший у кострища коротышка с черепом на голове и принялся пританцовывать на месте, остервенело потрясая вытянутыми над головой руками с растопыренными пальцами. Казалось, его тело пронзали мощные импульсы электрического тока. Видные сквозь пустые глазницы черепа глаза закатились. На искаженном ритуальным экстазом чернокожем лице зловеще заблестели белки.

Истошный вопль жреца заставил Савельева поднять голову.

— Глянь, Савельич очнулся, — рядом послышался знакомый голос Трески. — Эй, ты как?

— Паршиво, — с трудом разлепив губы, откликнулся метеоролог и огляделся. — Где мы?

— В гостях у местного населения.

Он, Паштет, Треска и свесивший голову на грудь Батон были крепко привязаны к врытым в землю стволам с ободранной корой, неподалеку от пылающего в центре туземного поселения костра.