In a town full of rubber plans To get rid of itself It wears her out. «Глупо повторять чужие аксиомы про то, что каждый из нас имеет право на прошлое. Еще глупее им соответствовать. Но ничего теперь не сделаешь. Так уж вышло, как оно все вышло. В тот день, когда было снято это видео, я впервые попытался пригласить тебя на свидание. Потом улетел в Питер. Потом обожрался кислоты. Потом оказался в чужой постели. Примитивная история примитивной командировки.
Сегодня я говорил с Дашей, поймав ее в коридорах телецентра. Ее жалко, по-своему (прости, я не собираюсь заставлять тебя ее жалеть). Мне ее было жалко. Она рассказала эту вашу совместную историю. Сопли, слезы, неконтролируемая истерика. Дело даже не в этом. Я не хотел слушать эту историю, не хотел разбираться в хитросплетениях чужих судеб. Я задал ей всего один вопрос – ЗАЧЕМ? Она ответила просто: «Чтобы было больно. Не одной мне». Она не раздумывала над ответом и пяти секунд. Думаешь, она знала заранее, что я спрошу? Готовилась к этому диалогу? Вряд ли. Я полагаю, это у нее в подсознании. Она запрограмирована бить в ответ. Даже не так. Бить первой. И я подумал о том, что все мы, в сущности, – пластилиновые люди. Однажды нас обожгли зажигалкой, или наступили на ногу, или оторвали что-то в очереди. И мы приняли форму. Оплавились с одной стороны. Все наши слова, мысли, поступки носят оборонительный характер. Нам кажется, что нас все время хотят обидеть, вот мы и защищаемся впрок. Авансом....
She lives with a broken man A cracked polystyrene man Who just crumbles and burns ... ересь какая-то выходит. Не могу сосредоточиться, мысли скачут туда-сюда. Хочется написать тебе о чем-то важном. О том, без чего мы оба не можем. Хочется сосредоточиться на одной мысли, но не получается. Наверное, это оттого, что просто слишком много хочется тебе сказать. Мы не наговорились. Не выговорились. Наверное, ты и вправду любила не того мужчину. Я конченый идеалист. Или конченый эгоист, повернутый на синдроме Бэтмена. Я не хочу спасти весь мир, но в тот вечер мой мир он... на нем словно наметился скол. Чуть тронь его, и трещины побегут в разные стороны. Девчонка, которая лежала в студии, казалась мне важнее всего. Важнее случайной ночи с Дашей, важнее наших разборок из- за этого гребаного видео. Поверь, я не пытался маскировать свой глупый залет под вселенскую трагедию. Просто то, чем я жил последние годы, оказалось вдруг какимто катастрофическим фейком. Я начал терять себя.
Все вокруг только и делают, что говорят об ответственности. «Мы должны думать о том, какое влияние оказываем на аудиторию. Мы должны быть осторожнее с определениями. Аккуратнее с личными примерами».
Я, как и все вокруг, никогда не обращал внимания на эти туфтовые истины. Я всегда думал, что эта навязанная политкорректность и, типа, ответственность – чулан для тех, кто отгородился от мира плотной стеной своего страха. Или лицемерия. Но в тот вечер я впервые задумался над тем, что эта истина не такая уж и туфтовая. В тот вечер я испугался. Испугался даже не того, что произошло, а того, что с нас спросится. И спросится гораздо жестче, чем со всех остальных. Не подумай, что я с ума сошел, просто тогда я понял, что камера, микрофон, сцена – это как пистолет. Знаешь, что менты пишут кучу бумаг по поводу каждой выпущенной пули, даже если она ни в кого не попала? Так и нам придется писать, потом. По поводу каждого слова. Не знаю, кому, гораздо хуже, если самому себе. Я очень хотел, чтобы ты поняла меня тогда. Поняла, как мне это важно вдруг стало. Я испугался. И ты бы, наверное, поняла. Просто не в тот вечер. Просто не в том состоянии. Это я сейчас так думаю. А тогда мне казалось это очевидным для всех. Какая к черту Даша? Какое видео? Мне казалось, что...
She looks like the real thing She tastes like the real thing My fake plastic love ...я думал, что ты... не то чтобы другая, но не такая, как они. Я знал это наверняка. Со своими запахами, мыслями, словами. Не такими, как у всех. Другими. Настоящими. Ты не можешь не понять меня. От тебя пахнет живым человеком, и, погружаясь в эти местечковые разборки, ты даешь им шанс... понимаешь? Ты подтверждаешь, что мы все одинаковые. И нам важно то, что рядом. То, что твое – здесь и сейчас. Пусть упадут все небоскребы, и смоет все острова, но самая главная катастрофа – это наша обида на близкого человека...
But I can’t help the feeling I could blow through the ceiling If I just turn and run And it wears me out... If I could be who you wanted If I could be who you wanted All the time... ...А может быть, я просто дурак. Сам себе нарисовал театр. Много читаю чужих умностей и часто зависаю не на тех сайтах, где нужно. Может быть все гораздо проще между мужчиной и женщиной. И ты думала, что я взрослый мальчик, и все понимаю, может быть, ты хотела бы, а я...
Если бы я мог быть тем, кем ты хочешь. Если бы я на секунду влез тебе в голову и посмотрел на себя твоими глазами. Если бы у меня получилось. Знаешь, страшно не то, что у меня нет такой возможности. Страшно то, что, изменившись, вписавшись в образ однажды нарисованного тобой принца, я перестану быть собой. И ты... ты просто бросишь меня. Уйдешь, не обернувшись. И лучше не доводить до того момента, когда ты поймешь, что человек не соответствует тому портрету, который ты сама себе придумала. Еще хуже, когда человек начинает соответствовать портрету полностью, но тот портрет тебе уже не нравится. Лучше так, как оно есть. Каждый уносит кормить своих тараканов к себе домой...
Выходит, что я конченый эгоист, конченый псих, тщеславный (вполне вероятно) урод. Ты говоришь, что я могу быть капризней любого ребенка и мудрее любого, из известных тебе взрослых. И все это в одном флаконе. И я не готов с тобой спорить. Точнее готов, но бутылка виски еще не допита.
Вчера все выглядело как выбор между двумя женщинами. За одним исключением. Одной из них была ты. В комнате, передо мной. Со справедливыми упреками, с видео-историей, а другой была та
