трубка.
– Да, папа.
– Ты думаешь, а-а-а-а-а-а-а!!!
– Нет, папа.
– А если бы у-у-у-у-у-у-у!!!
– Это было бы ужасно, папа.
– Я тебя жду в машине, это (детальные объяснения, словно
– Я не могу, папа.
– Почему?
– У меня друзья в машине.
– Значит, когда тебе удобно, у тебя друзья, а отец нужен только а-а-а-а-а-а-а-а!!!
– Папа, я тебе потом все объясню.
– Я тебя больше не хочу слушать!
– Я тебе, правда, потом все объясню.
– И видеть в ближайшем будущем тоже!
Заставив себя выслушать все его гневные тирады практически до конца, провожу быстрые переговоры о временном прекращении огня и обещаю увидеться с ним завтра, поклявшись в противном случае исчезнуть из его жизни, как подвид ядовитых насекомых.
Хижняк курит и томно смотрит, как его друг снимает пиджак, аккуратно складывает и убирает за подголовники заднего сиденья. У Хижняка извиняющийся взгляд, а глаза мальчика мечут молнии. Видимо, мальчик только что закончил гневную отповедь, раскрасив ее собственными страданиями и, возможно даже, упомянул что-то про его, Олега, вечное раздолбайство и жестокосердие по отношению к любящим людям. И он открыл было рот, чтобы продолжить, но Хижняк так картинно курил и улыбался, а мальчик так порывисто ловил свое отражение в боковых зеркалах, что несмотря на его раскаченные бицепсы и двадцатитрехлетний возраст, становилось понятно, кто тут звезда, а кто красивая, истеричная, но все-таки домохозяйка. – Ты вперед или назад? – Хижняк щелчком избавился от окурка. – Назад, – ответил я, садясь за водителем. – Я – Андрей, спасибо, что подбросите! – Дима, – не оборачиваясь, ответил мальчик стальным голосом и завел двигатель. – Ну что, «Шансончик» поставим? – предложил я, отчего Дима, кажется, вжался в кресло. – Непременно, – Хижняк сел рядом со мной, подался всем телом вперед и включил компакт-диск. Через несколько минут мы неслись по Садовому кольцу, и я курил, прижавшись к двери, стараясь избегать ненужных прикосновений в довольно тесном салоне «Шкоды».
пела в динамиках «Пеп-си», —
Хижняк повернулся ко мне, поцеловал воздух губами и захихикал. Дима бросил ревнивый взгляд в зеркало заднего вида.
Я выбросил в окно недокуренную сигарету. Перед тем как позвонить Наташе, посмотрел на руки Димы, лежавшие на руле. Понять, что такое красивые вены, в этот раз я так и не смог.
– Привет! – У Наташи отчаянно усталые глаза.
– Привет! – Чмокаю ее в губы, скидываю куртку, начинаю на ходу раздеваться.
– А это у нас менты теперь такие гостеприимные или ты пешком возвращался?
– Мы с Хижняком ждали, пока за нами его приятель заедет, – снимаю рубашку.
– А он все не ехал и не ехал.
– Так и было, – стягиваю джинсы. – Я хочу принять душ.
– За что вас в милицию забрали, ты еще не придумал?
– За драку. И за траву.
– Ты дрался? С кем? – Она загораживает мне дорогу, хватает за руки.
– С Хижняком. Нажрались сильно и полезли в бычку.
– А на ваших телевизионных корпоративах менты – это обычное дело? – В глазах недоверие пополам с тоской.
– Залезь, пожалуйста, в правый карман моей куртки, – говорю я, стараясь быть как можно спокойнее.
– Зачем?
– Залезь.
Она идет в прихожую, возится с моей кожаной курткой, достает справку, разворачивает.
– Это что?
– Справка из ментовки. Специально попросил. Для тебя.
– Ты издеваешься? – Она подходит ко мне, держа бумажку двумя пальцами, будто боясь обжечься.
– По-моему, это ты издеваешься. Можно, я наконец приму душ?
Вхожу в ванную, закрываю за собой дверь. Запираюсь. Смотрю на себя в зеркало. Лицо перекошено раздражением. Надо над собой работать, да что-то надоело за все эти годы.
– А менты вас за деньги отпустили или как? – слышится из-за двери.
– Отпустили бесплатно. Ага. С травой, – забираюсь под душ, – а справку за деньги написали.
– Знаешь, я думаю...
– Знаешь, я знаю, что ты думаешь, – огрызаюсь я, – вот если бы так оно все и было, как ты думаешь, поверь, я сочинил бы что-то позавлекательнее, чем ночь в ментовке. Например, пришел бы домой под утро, сильно пьяный. Корпоратив сам по себе – это же отличная отмазка, правда?
Она что-то отвечает, но я не слышу. Струи воды попадают мне в уши, я закрываю глаза и переключаю этот канал. В голове только один вопрос: почему получается, что правда – единственная версия, в которую никто никогда не верит?
Выхожу из душа гораздо более спокойным. Достаю из кармана куртки телефон и сигареты. Слышу приглушенные всхлипы со стороны кухни. Наташа сидит за столом, обхватив голову руками, в полной