холодильник. – Еще есть четыре яйца, банка сгущенки, майонез, какие-то рыбные консервы…
Андрей хлопает дверцами шкафчиков.
– Все, как было при Вадике, – говорит он. – Чай-кофе, сахара почти не осталось, кукурузные хлопья. Посуда вся в наличии.
Леха лезет под мойку, вытаскивает на середину кухни мусорное ведро.
– Посмотрим, – ворошит он объедки вынутым из стола шампуром для мяса. – Коробка из-под пиццы, яичная скорлупа, пару яблочных огрызков, пустая пачка сигарет, какая-то газета… Плюс под раковиной – две пустые банки из-под пива.
– Ас чего ты взял, что здесь кто-то был именно пару дней назад? – спрашивает Андрей.
– Во-первых, в чайнике – заварка, которая только-толь-ко подернулась плесенью. Во-вторых, на столе – чек от этой самой пиццы. Дата– 3 ноября. Сегодня пятое, так что… Не знаю, Вадик или нет, но кто-то был здесь в понедельник, ел пиццу, пил чай и не вымыл за собой посуду…
Вадик ненавидит мыть посуду.
Я опускаюсь на стул.
– Так как спать тут не на чем, могу предположить, что ночевал Вадик не здесь, а где-то в другом месте.
– Итак, у нас две версии, – садится на соседний стул Леха. – Первая хорошая: Вадик скрывается у друзей, сюда забегает редко – перекусить, проведать квартиру… В этом случае у меня возникает резонный вопрос: куда подевалась вся мебель и личные вещи? Вторая версия плохая: Вадим выдумал историю со смертью Савельева, чтобы нас напугать. И пока мы скрываемся от несуществующего возмездия Аркадьева, он сматывает удочки, продает квартиру, забирает из ячейки наши общие деньги и уезжает. Скорее всего – за границу, потому что впоследствии нам будет труднее его там найти.
– Вывезти налом миллион евро – проблематично, тебе не кажется? – говорю я. – Так что заграница отпадает. А вот затеряться на просторах нашей необъятной родины можно легко, тем более что в кармане – страховка от любых неожиданностей.
Андрей присаживается на корточки у плиты.
– Если честно, вторая версия кажется мне неправдоподобной. Как может Вадька после всего, что мы вместе пережили, так нас подставить? Мы же друзья!
Наивный ребенок! Лично мне именно вторая версия кажется правдоподобной – по крайней мере, Вадим никогда не скрывал, что материальная сторона жизни для него куда важней духовной.
– Андрей, мы просто кучка идиотов, которые с самого начала плясали под Вадикову дудочку. «Мы станем драг-дилерами нового поколения, будем продавать людям их же собственный страх, к нам рекой потечет бабло!» Мы сами дали Вадику возможность нас облапошить – когда сделали его арендатором ячейки. А теперь пожинаем плоды собственной наивности. Да, мы друзья. Были. Сумма в один миллион евро – весьма весомая причина, чтобы забыть о дружбе.
– Только не для меня! – категорично заявляет Андрей.
– Да для нас всех это не причина! – говорит Леха. – Ну, как мне казалось… Наташа, может, мы действительно не правы? Какие шансы, что мы ошибаемся?
– Шансы нам обеспечит Маша, – отвечаю я.
Ячейка, в которой мы хранили деньги, – на два ключа.
Второй ключ, а также нотариально заверенная доверенность от Вадима – у Маши. Только она, наравне с Вадиком, имеет доступ к ячейке – лишь на таких условиях в начале лета (когда между ними еще ничего не было) Маша дала согласие на хранение общих денег в банковской ячейке. Она же и осуществляла наш внутренний аудит, контролируя все поступления. В общем, только Маша сейчас может подтвердить или опровергнуть наши подозрения на счет Вадима.
К тому же, возможно, она сообщит нам какие-то неизвестные подробности своего общения с нашим неуловимым другом. Но об этих соображениях вслух я пока не говорю.
Маша прилетает на следующий день, во второй половине дня. После того как мы закрыли квартиру Вадика и вернулись к нам домой уже под утро, я написала Маше еще одно письмо, в котором изложила все факты чудесного воскрешения Савельева – кроме подозрений на Вадькин счет. Все решили, что нам действительно рано делать окончательные выводы. С другой стороны, представляю, как бы она отнеслась к тому, что мы подозреваем в вероломном обмане ее любимого мужчину.
Я попросила Машу взять с собой ключ от ячейки – впрочем, думаю, он у нее всегда с собой. А еще я настоятельно просила ее ни под каким видом не сообщать Вадику о моем письме и о своем возвращении в Россию.
Интересно, они общаются? Созваниваются? Списываются? Что именно Вадик говорит Маше по поводу Савельева? И вообще, что у них там происходит? Все эти вопросы лезут мне в голову даже во сне…
Мы втроем встречаем Машу в аэропорту. Во-первых, мы ужасно по ней соскучились. Во-вторых… Во- вторых, парни считают, что Вадик, каким-то образом узнав о прилете, перехватит Машу и настроит против нас. Или свалит на нас мнимую смерть Савельева. Или выкинет еще какую-нибудь штуку.
За последние сутки уровень коллективной паранойи вырос в несколько раз – и этот процесс только набирает обороты.
Ни в самом аэропорту, ни на выходе из зала прилета Вадика, слава богу, не видно. Маша появляется в хвосте вереницы прибывших пассажиров. Мы, не сдержав эмоций, лезем к ней обниматься.
– Господи, я еле вас узнала! – орет Машка, глядя на наши лица, скрытые за темными очками и капюшонами. Сама она загорела и исхудала почти до костей.
Кроме новой щегольской дорожной сумки «Louis Vuit-ton», багажа у Маши нет. Уже через несколько минут мы забираем со стоянки аэропорта ее красный автомобильчик.
– Мы сразу в банк, хорошо? – спрашиваю я Машу, пока парни усаживаются на узком заднем сиденье.
Та кивает – вид у нее подавленный.
По дороге из аэропорта мы успеваем рассказать Маше все подробности – и про то, как Андрей следил за входом в банк и увидел Савельева, и про наш разговор с Вадиком, и о ночном рейде в его пустую квартиру. По мере того как мы сообщаем новые подробности, Маша все больше мрачнеет.
Наконец мы добираемся до здания банка. О визите я договаривалась заранее – но так как в хранилище имеет доступ только хозяин ключа, мы остаемся ждать Машу в холле. Девушка в темно-синем костюме и голубом шейном платке варит нам восхитительный кофе. Мы в полной тишине громко хрустим свежими вафлями. У нас совершенно безмятежные, отрешенные лица. За последние полгода мы отлично научились скрывать эмоции.
Маша появляется минут через пятнадцать в сопровождении менеджера банка. Она с улыбкой благодарит того за оказанные услуги, затем, не говоря ни слова, направляется к выходу – и мы следуем за ней.
Когда мы все снова усаживаемся в машину, Маша поворачивает ключ в замке зажигания, потом оборачивается к нам и говорит:
– Денег в ячейке нет.
Всю дорогу до Машиной квартиры мы молчим. Так же молча ждем, когда она отопрет дверь. Несмотря на привычный уют, на всех вещах лежит печать отсутствия в квартире хозяйской руки.
– Надо вызвать Зою, кругом – такая пылища! – вздыхает Маша.
Холодильник почти пуст – так же, как у Вадика, в нем болтаются несколько яиц, хлопья, просроченный кефир, кусок застарелого сыра. Морковь в пакете на подоконнике проросла и зазеленела. Пока Андрюха заказывает по телефону суши, салаты, еще какую-то еду, Маша привычным жестом выставляет на столик в белой гостиной бокалы для виски.
– Как в старые добрые времена, – с ностальгией в голосе произносит Леха, усаживаясь возле дивана на ковер. Он щелкает пультом от телевизора – на экране появляются какие-то марсиане, танцующие в компании Кайли Миноуг.
– Я… очень рада вас всех видеть, – произносит Маша, когда мы усаживаемся на диваны. Я вижу, что ей стоит большого труда не разреветься. – Ситуация, конечно, отвратительная, я никогда бы не подумала…
