нравится воображать, что они находят воришек благодаря сильной интуиции, хотя на деле они таскаются по пятам за теми, кто выглядит бедно. Завсегдатаи-воришки знают сыщиков в лицо и часто предостерегают друг друга.
«Вон та, в коричневом пальто», – или: «Тот мужик, который с нас уже десять минут глаз не сводит».
Но внимательнее всего следят за самими сотрудниками.
Я бреду к дому и маниакально разглядываю себя в витринах. Это впадаю в уныние. Я бы хотел натянуть на голову бумажный пакет.
Дома я говорю с хомяком – это немного меня подбадривает. Хомяк рассказывает о жизни, я делюсь с ним своими проблемами. Он сильно сочувствует, но ничем не может помочь. Мы переводим разговор на регги и танцы.
Если я перевоплощусь, я хотел бы вернуться хомяком. На самом деле я думаю, что должен был родиться им в этот раз, случайно попал в человеческую оболочку и от этого страдаю. К сожалению, никак не выйдет опротестовать нынешнее воплощение, поэтому я оставляю хомячка в покое и отправляюсь инспектировать полки на кухне.
Во внезапном приливе оптимизма я решаю испечь песочный яблочный пирог и по этому поводу слегка протираю кухонный стол. Я вытаскиваю ингредиенты и роюсь в поисках большой миски. Я, как обычно, позабыл рецепт напрочь, да и мерных стаканов у меня нет, я просто на глазок бросаю муки и маргарина и перемешиваю. Слишком жидко, надо добавить муки, а теперь слишком сухо – надо добавить маргарина, в конце концов у меня этой смеси полная миска, даже сахара добавить некуда. Этим можно заполнить мою единственную форму для выпечки раза четыре.
Тем временем духовка греется, а в кастрюле томятся яблоки. В духовке сломан термометр, она не отключается при определенной температуре, а греется себе до бесконечности. Все это очень похоже на кашеварство в топке и возможно только благодаря моей высокоразвитой интуиции, отточенной годами пользования изношенным кухонным оборудованием.
Пирог получается вполне съедобный, я угощаю хомяка и сажусь доедать остальное. Моя маленькая победа радует меня несказанно.
Теперь мне до вечернего концерта Фрэн нечем заняться, только нервничать, что кто-нибудь из моих врагов ворвется в дверь, размахивая мачете или пистолетом.
Может, мне перевезти комиксы в чемодане на автобусе? По грубым подсчетам, это займет несколько дней и придется сделать двенадцать поездок.
Кто-то стучится в дверь, и я застываю в панике.
Даже в лучшие из времен я ненавижу стук в дверь, а сейчас времена не лучшие. Глубоко в подсознании начинает тикать молитва, на случай, если эта все еще широко распространенная вера в бога имеет подсобой хоть сколько-нибудь правдивую основу.
Стук повторяется. Я падаю на пол и червяком ползу по коридору, змеей перетекаю к дверному глазку. Снаружи стоит мой друг Стейси. Если он меня не предал и не заманивает отворить дверь, чтобы изрешетить пулями, – я пока в безопасности.
Стейси входит и рассказывает: только что в букинистическом магазине он познакомился с женщиной, которая искала покупателя на ее ценные комиксы. Он сказал, что знает такого человека, и дал мой номер.
Я рыдаю.
Чен как сумасшедший тренируется в «Убей еще одного». Сидя в темноте перед телевизором, к которому подключена игра, Чен становится убийственно искусным, бум-бум-бум.
Чен курит без остановки, хотя чаще всего у него заняты руки, и столбики пепла падают на ковер. В конце игры он затягивается бычком и прикуривает очередную сигарету. Концентрация нарастает, Чен покрывается потом, брови сдвигаются домиком, но пальцы и запястья остаются гибкими и мягкими.
By, ублюдок, думает он, теперь-то я тебе покажу.
Мне сложно объяснить Стейси, почему я рыдаю. Между всхлипами я в общих чертах описываю свою ситуацию и пытаюсь доходчиво объяснить, что, скорее всего, он дал номер телефона моей потенциальной убийце. Стейси предлагает немедленный побег из страны, и у меня закрадывается подозрение, что он тоже не прочь заполучить мои комиксы – как только я исчезну, он взломает дверь и под завязку нагрузится ранними выпусками «Конана».
Я стараюсь его выпроводить. Выставляю за дверь, предварительно стреляя сигарету.
Так вот, следующий этап в моем головокружительном прыжке к славе – интервью на независимой радиостанции, а уже после этого мне звонят из журнала, чтобы услышать мое мнение о рациональном питании и как избежать болезней.
Внезапно выясняется, что половина страны страдает латентными аллергиями, большинство из них – на молоко.
Правление по Сбыту Молока реагирует довольно шустро, объявляя все это ложью и массовой истерией, но страна этому заявлению ничуть не верит. Меня показывают по телевизору, я излагаю свою историю, и люди начинают присылать денежные пожертвования в помощь антимолочной кампании – так теперь стали называть происходящее.
До сего момента вся эта возня меня порядком раздражала и почему бы им не оставить меня в покое я ни черта не знаю о медицине и здоровой пище, но когда начинают поступать деньги, ситуация несколько меняет окраску.
На телевидении я публично обличаю молочные власти, поскольку они скрывают факты.
Приблизительно в это же время Правление по Сбыту Молока ведет кампанию под лозунгом «Бутылка Молока – Напиток Мужика».
Это просто какое-то издевательство над интеллектом публики. Тот, кто родил подобное творение, должен усиленно скрывать этот факт, но вот нет же, они рекламируют изо всех сил – дескать, молоко не для слабаков, а ровно то, что доктор прописал для бравых ребят: ковбоев и альпинистов. Правление спонсирует
