Над высокими скалистыми горами парили орлы. На тропинках, по которым бродили олени и дикие ослы, стаял снег. Золотистые солнечные лучи словно стрелы падали в черные расщелины скал. Начиналась оттепель, и в каменистом русле реки бурлила ледяная вода. Лошади и яки разгребали копытами пожелтевший снег и щипали промерзший мох. Медведи, похожие на тучных, обросших горных жителей, тяжело ступали по молчаливым лесам. Стада диких овец и коз паслись в долине. Пятнистая пантера крадучись пробиралась по кустарнику, индюки взлетали из зарослей, издавая свистящий крик. Филин сидел на ветке, уставившись на свет удивленными янтарными глазами.

Маленькие лужайки были усеяны красными, белыми и лиловыми тюльпанами.

Но в тени по-прежнему царил ледяной холод. Ветер, дувший с могучих ледников, брал пока еще верх над теплым весенним солнцем, и, когда на землю спускались вечерние сумерки, жизнь в горах, казалось, замирала.

В эти часы одинокие охотники и путники зажигали костры в долинах, в пещерах и на горных склонах. И тогда покорители Памира — Крыши Мира — мечтали о золотых дворцах.

Ло Бцан Невозмутимый бросил в костер толстый сук, пламя взметнулось и лизнуло мозолистые руки предводителя. Ло Бцан сидел у костра, озаренный огнем, неподвижный, как камень, и древний, как мир. Возле большого медного котла, в котором тушилась козья нога, стояла Ашима.

Марко расположился возле Ло Бцана и весь превратился в слух. Сумерки сгущались, в небе зажигались первые холодные звезды, а ледники оделись голубой дымкой.

Однотонным голосом говорил Ло Бцан тибетский сказ.

Но вот предводитель умолк. Потрескивающее пламя костра, крепкий запах жарящегося мяса, тихое ржание белого жеребца пробуждали у него воспоминания о скачках, о народных праздниках и свадьбах — о жизни его племени.

Он продолжил, словно вернувшись издалека:

— Царские законы подобны золотому ярму. Они всегда давят. Всегда болит то место, куда ударит плетка. Страх всегда царит там, где взмахнет карающий меч.

Руки Ло Бцана покоятся у него на коленях, лоб закрыт высокой лисьей шапкой, шея укутана белым козьим мехом. Снежинки падают в костер.

Старый предводитель был одинок, как жук в скальной трещине над горным потоком. Его племя было уничтожено или развеяно по миру, а табуны захвачены. Ло Бцан Невозмутимый, древний как мир, сидел у костра, погруженный в воспоминания. Даже ненависть уже умерла в его сердце. Он был теперь только сказителем, он хранил в памяти великие и ужасные деяния «владыки мира» Чингисхана, который объединил все племена в степях и покорил все страны от Катая до берегов Абескунского моря[21].

— Рассказывайте дальше, Ло Бцан, — попросил Марко Поло.

И старый предводитель вновь заговорил:

— Царская власть подобна золотому ярму. Громкая дробь военных барабанов, обтянутых бычьей кожей, вызывала повсюду смертельный страх. Пришел год всеобщей ненависти. Желтые воины сели на своих черных скакунов. Они одели стеганые халаты, взяли длинные копья и стрелы из персикового дерева. Они высоко вздымали свой флаг с девятью языками пламени, они били в литавры. Они не слезали со своих черных скакунов, они облачились в кожаные доспехи, они крепко сжимали рукоятки своих кривых мечей; готовя стрелы, они говорили: «Мы будем драться с мусульманами не на жизнь, а на смерть…» Четырежды сто тысяч копыт промчались по степи. Небо стало черным от стрел, войско налетало с такой быстротой, что мы не успевали бежать.

Шатер Чингисхана стоял у подножия снежной горы. Чингисхан сказал своим воинам: «Вы можете взять себе женщин и детей, а мужчин, способных носить оружие, убивайте на месте, чтобы они не продали нас шаху Мухаммеду[22]. Но если в отряды нужны конюхи или пастухи, то оставьте в живых столько мужчин, сколько вам надобно». Так приказал владыка владык. Они взяли меня с собой как конюха, и я отправился с ними в страну великого хана. А потом бежал.

Марко слушал рассказ старого предводителя. Племя его истребили, а самого угнали с родной земли, и теперь он водил проезжих купцов опасной дорогой через Крышу Мира в Кашгар. Месяц назад, в марте 1272 года, Марко со своими спутниками покинул царство Бадахшан. Весна в том году пришла на два месяца раньше обычного. Их караван двигался вдоль реки Пяндж, и они миновали множество городов и селений, подвластных брату бадахшанского царя. После трехдневного пути они попали в горную область Вахан. Оттуда начинался подъем в горы. Он длился две недели, и караван забрался так высоко, что туда не долетала ни одна птица.

Ло Бцан встал и отошел от костра. Он прислушивался к каким-то звукам, доносящимся издалека.

— Демоны ветра ревут в ледниках, — сказал он. — Нам надо укрыть животных в пещере.

Ступая бесшумно, как кошка, Ло Бцан ушел в темноту. Марко показалось, что он растворился в ночи, словно герой волшебной сказки.

Ледяной ветер вмиг развеял дневное тепло. Снежинки плясали в полосе света, напоминая развевающуюся по ветру белую вуаль. Марко стал спиной к огню. Восемнадцать месяцев назад покинули они Венецию и за это время успели проделать как раз половину пути. Слова Ло Бцана заставили юношу задуматься. Как огромен мир, окруженный со всех сторон океанами! Удастся ли когда-нибудь человеку покорить эти ледники, которые возвышаются над облаками и уходят прямо в небо?

Марко пришла в голову странная мысль. Он представил себе, что бы случилось, если бы вдруг руки сказочного великана обхватили Венецию с ее островами, каналами, цветущими деревьями, стекольными заводами, прудами, поросшими тиной, мраморными дворцами, мостами, башнями, лодками и парусными кораблями, с ее кладбищами и базарами, обхватили бы Венецию всю, как она есть, и перенесли бы сюда, в этот холодный край на Крыше Мира, где гуляет ледяной ветер.

На Пьяцетте выли бы волки, каналы сковал бы лед, а лодки и корабли, словно по волшебству, застыли бы на месте; листья облетели бы с деревьев, гордые сенаторы в пурпурных мантиях спасались бы от холода у каминов, пантеры и горные львы загрызали бы всех бегущих по улицам людей, а тревожный набат, возвещающий о народной беде, гудел бы без умолку до тех пор, пока окоченевшая рука звонаря не выпустила бы веревку. Странные ночные мысли!

«Ашима должна увидеть Венецию», — подумал Марко.

Матео помог девочке поставить котел с мясом на землю.

Ло Бцан вернулся из пещеры, в которую отвел лошадей, мулов и верблюдов.

— Помогите мне перенести в нашу пещеру продовольствие, — сказал он. — Зима вернулась. Скоро начнется страшная снежная буря.

Слова Ло Бцана Невозмутимого звучали уже как приказ. Былые сны и воспоминания больше не владели им. Глаза предводителя снова приобрели орлиную зоркость, а уши улавливали каждый звук. Даже носом чуял он надвигающуюся белую опасность. В Ло Бцане пробудился инстинкт охотника.

— Разворошите костер и отнесите тлеющие головешки в пещеру. Слева и справа от входа всю ночь должны гореть два костра.

Последние слова были скорее обращены к нему самому, чем к другим, Ашима приготовила ужин. Мужчины унесли в пещеру продовольствие, покрывала и меха. Снегопад становился все гуще, все сильнее завывал ветер. Снег засыпал лесную поляну, на которой цвели красные, белые и лиловые тюльпаны.

Люди кутались в одеяла и меха. Буря зловеще завывала; холод вползал в каждую трещину скалы. Ло Бцан, Марко и Матео повалили два дерева и поволокли их в пещеру.

Неровный свет костра озарял испуганных животных, тревожно переступавших с ноги на ногу, и бесстрастные лица бодрствующих конюхов. Ло Бцан поддерживал огонь. От дыма в пещере было тяжело дышать. Снежные хлопья в безумном вихре кружились у входа, а иногда порыв ветра загонял их внутрь. Марко чувствовал, как цепенеющий холод проникал в его тело сквозь одеяло и меха. Сперва он пытался двигать руками и ногами, шевелить пальцами, тереть себе лицо и глаза, из которых от дыма градом катились слезы. Но потом он устал, какая-то приятная истома охватила его, он уже не страдал от стужи, не