озадачило командира корпуса. Он попросил начальника разведки связаться по этому поводу со своим начальством. Тот отправил радиограмму, но уже третий день столица молчала. Генерал был военным человеком и понимал, что значит создать благоприятную обстановку для удара. Может быть, бесконечная демонстрация, уже потрясающая оружием, задумана столицей и призвана стать поводом для успокоения всей страны. Он думал над этим. Ему хотелось верить, что еще не поздно остановить распад Союза. Ему хотелось верить в то, что в Кремле, наконец, одумаются и поймут, что ведут страну к гибели.

В дверь стукнули и через порог шагнул начальник разведки корпуса. Он был одет в камуфляж, а на поясе висел тяжелый офицерский пистолет.

– Он только что, почти без охраны, покинул здание ЦК.

Генерал встал из-за стола и отошел к окну. Через стекло он видел пустынный плац и пыльный ствол карагача, в тени которого стоял часовой в полной боевой выкладке.

– Они разорвут его по дороге.

– Я думаю – не посмеют, кроме того, у них какие-то другие задачи.

– Какие?!

– Если бы я знал, – начальник разведки пожал плечами. – Может быть, переведем семьи сюда, в штаб, они там в любой момент могут начать резню?

– Приготовь машины и людей и если толпа двинется с площади, тогда будем вывозить женщин и детей.

Командир корпуса отвел глаза и начальник разведки негромно щелкнул каблуками:

– Есть.

* * *

Здание комитета государственной безопасности походило на огромный корабль, плывущий среди зелени деревьев. Только парадный вход, выходивший короткой мраморной лестницей на небольшую площадь, как- то не вписывался в общий ансабль. И, тем не менее, тут не было слышно ни звука автомобилей, медленно ползущих по проспекту Ленина, ни рева толпы, окружавшей здание ЦК. Человек, попавший сюда, невольно втягивал голову в плечи и тревожно оглядывался – безлюдность площади и кажущаяся слепота огромных окон многоэтажного здания, заставляли любого поверить в ирреальность окружаюшей обстановки.

Полковник Рахимов промчался на большой скорости почти к самым ступеням здания и резко затормозил свой старенький «Жигуль», чуть не врезавшись в мрамор ограждения. Он выскочил из машины, одним махом взлетел к парадному подъезду, привычно рванул тяжелую деревянную дверь и на мгновенье замер, почти ослепший и оглохший от прохладного полумрака и тишины, царящих в вестибюле.

– Ваши документы, – он чуть не отшатнулся от прозвучавшего, казалось, прямо в голове резкого голоса дежурного.

Полковник тряхнул головой и, достав из заднего кармана брюк толстое, малиновое удостоверение, показал его открытой частью старшему лейтенанту, стоявшему перед ним. Тот, почему-то, взял его и, отойдя к стеклянной будке, сверил с каким-то списком. Только после этого дежурный повернулся к офицеру и, вернув документ, козырнул:

– Проходите.

Рахимов шагнул в сторону лестницы, ведущей на второй этаж и только тут увидел, что около каждого окна стоят вооруженные солдаты, одетые в бронежилеты, а на некоторых подоконниках стоят пулеметы с заправленными лентами или пристегнутыми дисками. Вестибюль оказался полон вооруженными людьми, а на первой лестничной площадке было сооружено пулеметное гнездо. Оно было сложено из небольших мешков с песком, дополнительно прикрытых бронещитами.

Полковник взбежал по ступеням и, «отбросив» взглядом поднявшегося ему навстречу помощника, стремительно вошел к кабинет председателя КГБ республики.

– Что ты делаешь? – Почти крикнул он, в несколько шагов преодолев громадный кабинет своего начальника, – если они начнут стрелять, то их уже ничто не остановит!

Генерал поднял голову и отложил в сторону папку с бумагами, которые только что изучал. Он выглядел усталым и больным. Вокруг глаз чернели круги, гладко выбритые щеки так обтянули скулы, что казалось вот-вот кожа не выдержит напряжения и порвется.

– Я делаю? – Его голос походил на скрип несмазанной телеги, – разве я создал это государство на крови и костях миллионов? Разве я разработал полную лицемирия и мерзости операцию по переброске опия в Европу и Америку, чтобы подорвать мощь нашего противника?

– Это твои люди дестабилизоровали обстановку в городе. Они уже раздают оружие. С их подачи толпа уже взяла на вооружение лозунг: «Русские, убирайтесь в Россию!» Мы на грани межнациональной резни!

– Ты ошибаешься – самой историей предопределено, чтобы мы, таджики, вернули своему народу, своей земле былую мощь, былую независимость, – генерал встал и прошелся по кабинету.

– О чем ты говоришь? – Рахимов едва сдерживался от крика. Ему казалось, что они говорят на разных языках и, тем не менее, он надеялся, что его боевой товарищ еще в состоянии услышать голос разума. – Когда сюда пришли русские, нашего государства уже давно не было. Наш народ жил в Хивинском, Бухарском и Кокандском ханствах. Это русские войска спасли нас от уничтожения. Вспомни, что сделали узбеки в Самаркандской области. Заставив всех таджиков записаться узбеками, они на государственном уровне провели политику ассимиляции нашего народа. А сейчас, сейчас ты ввергнешь Таджикистан в гражданскую войну и вообще ставишь на грань гибели все государство. Узбеки Ленинабада потянутся в Узбекистан, киргизы Джергатала и Мургаба – в Киргизию, а вблизи границ бродит наш с тобой старый афганский знакомый Шах Масуд. Едва рухнет граница Союза, как он со своими душманами войдет в Душанбе, чтобы объединить нашу и афганскую части и стать царем великого Таджикистана.

Генерал глухо хохотнул:

– А почему он, почему не мы с тобой? Почему мы не можем создать действительно великий Таджикистан, вернув нашему народу былое величие. Ведь всемирно известные Рудаки и Фирдоуси, Улугбек и Навои, которых советская история объявила узбеками, это наши таджикские ученые и поэты. Почему в этом ряду не может быть объединителей и создателей нового государства с нашими именами?!