было покрыто гримом.

– Аннушка, что это?

– Галка приходила, вот и разрисовала. Я хотела стереть, а потом решила посоветоваться с тобой.

Он внимательно осмотрел лицо жены и досадливо передернул плечами.

– Странная ты, незнакомая, а так… Если тебе нравится, то я не против макияжа.

Она усмехнулась и пошла в ванную комнату. Когда Чабанов услышал плеск воды и понял, что жена смывает грим, ему стало стыдно.

«Совсем голову потерял, – подумал он. – Аннушку зря обидел. Что он может сделать? Даже если что-то скажет – без свидетелей и документов кто ему поверит? Много лет назад пытался покончить жизнь самоубийством, значит душевнобольной. Врачи всегда это подтвердят… »

Леонид Федорович подошел к бару, налил и выпил коньяка.

– Что же ты на голодный желудок? – Розовое от холодной воды лицо жены светилось доброй улыбкой.

– А, – он махнул рукой, – день сегодня какой-то взбалмошный. Я вообще собираюсь бросить пить. Бегать с тобой будем, зарядкой заниматься. Поселимся где-нибудь на берегу теплого моря – ты и я и никого больше…

– Что это ты, Леня? Рано тебе о пенсии думать. Ты без дела и людей не сможешь, измаешься только.

Зазвенел телефон. Чабанов рывком снял трубку.

– Леонид Федорович, – в голосе Боляско было что-то такое, что заставило Чабанова насторожиться. – Мы за ним двое суток мотались. Вы же приказали, чтобы все было тихо, а случая все не было. Мне даже казалось, что он шкурой нас чувствует и специально не бывает в безлюдных местах. А сейчас он отвез жену и детей к родственникам на Кутузовский и, – было слышно, что Боляско сглотнул слюну, – пошел на Петровку.

– Куда?

– В Московский уголовный розыск.

– Ты,..ты,..-Чабанов вдруг почувствовал тяжесть в груди, сердце замерло и снова двинулсоь, – осел, он же всю Организацию завалит. Надо было стрелять в него. Стрелять, ты слышишь?! – Сам того не замечая, Леонид Федорович кричал. – Нельзя было давать ему гулять по Москве…

– Там было полно милиции, – Боляско говорил медленно, словно заново все переживая, – они закончили рабочий день и шли целым косяком. Не могли же мы бить его прямо в толпе.

– Могли! В черта превратись, в ужа, любые деньги выложи, ничего и никого не жалей, но чтобы сегодня же он был убит. Понял?

– Да.

Чабанов положил трубку. В ушах звенело, в глазах появились темные круги.

– Леня, – он с трудом услышал то, что говорит жена, – я тебя не понимаю. Уже несколько дней ты говоришь об убийстве, это что – дурная шутка?

– Какая шутка?! – Он вскочил со стула, на котором сидел. – Одна сволочь, которую я когда-то спас от смерти и позора, готова пустить псу под хвост мой двадцатилетний труд. Его надо было убить здесь, когда он решил возразить мне, здесь!

Она отшатнулась:

– Убить человека?!

– Он не человек, он – предатель.

– А при чем здесь ты?

– Я доверял ему, ты даже не представляешь, как я ему доверял. Он был мне ближе брата. – Тяжело ступая, он прошел к окну. Лицо Чабанова было пунцово-красным, голос дрожал.

– Надо было сказать Сергею, чтобы они бросили пару гранат в бюро пропусков. Там, под шумок, чем черт не шутит, может, достали бы этого гада. – Леонид Федорович говорил скороговоркой, словно размышляя вслух. Он не видел, что от его слов у жены стали дрожать губы, а на глаза навернулись слезы.

– Леня, какие гранаты, – она протянула к нему дрожащую руку, – ты, ты, что бандит?

Он не оглянулся:

– А где ты видишь честных людей, – его голос походил на бред. Он сглатывал окончания слов и невнятно что-то пришептывал, – укажи мне хоть одного?

Ее руки сжались в кулаки. Анна Викторовна ударили ими в стену:

– Но не ты! Я всегда поклонялась тебе. Ты мог стать министром…

– Раньше они не пускали туда чужаков, а сейчас я и сам не хочу.

– А стал бандитом, – казалось она не слышит его. – Как я посмотрю в глаза дочери, что отвечу внукам? Что ты наделал, Леня? И я.. Лучше бы я умерла.

– О чем ты говоришь, ты – взрослая женщина? Оглянись, посмотри во что превратился наш мир. Это не люди, это куча шакалов и крыс, пожирающих свой народ. – Он ударил невидимого врага. – Только сегодня я сильнее их всех. Я решаю кто из них в какое кресло взгромоздится, я – а не они.

– Ты сошел с ума. Ты умный и сильный человек стал супостатом и тем хвастаешь и перед кем? Передо