– Райком не снимает с себя ответственности за проступок, – Моршанский на мгновенье задержал дыхание, – нет, преступление коммуниста Бессмертновой, мы готовы понести за это заслуженное наказание. Комсомол района поддерживает наше решение.

Девушка подняла лицо, и Чабанов увидел залитые слезами щеки и испуганные глаза…

– Петя?!

– По поручению районной организаци я вношу предложение об исключении Натальи Бессмертновой из рядов КПСС.

– Ты?! – Она вскочила и выбежала из кабинета.

– Остановитесь! – Громыхнул голос секретаря обкома, но девушка даже не оглянулась.

Чабанов смотрел на Моршанского. Он поймал горящий праведным гневом взгляд молодого человека и усмехнулся.

Моршанскому объявили строгий выговор. Во время перерыва Чабанов подошел к нему и пригласил на ужин. Тот удивился, но предложение принял. Когда Чабанов,после заседания, вышел из здания обкома, Моршанский, поджидая его, прогуливался по скверу. Леонид Федорович привез молодого секретаря к себе на дачу и накрыл стол. Они мало говорили. Хозяин подкладывал гостю закуску, а тот подливал в рюмки коньяк. Часа через три Чабанов встал.

– Мы хорошо посидели. Мне нравится, что вы умеете держать настроение. Что вы скажете, если я вам предложу поехать на учебу в высшую партийную школу?

Петя не удивился тому, что такое предложение прозвучало из уст директора швейной фабрики. Он допил коньяк, промокнул губы салфеткой и тоже встал.

– Я согласен и буду вам всегда благодарен.

«В нем есть главное, – сделал вывод Чабанов, высаживая через час гостя около его дома, – он честолюбив, завистлив и безжалостен – значит будет работать со мной.»

… Моршанский собирался в Москву. Он уже сдал дела в райкоме, простился с товарищами и укладывал вещи в чемодан. Неожиданно в комнату вошел отец.

– Тебе что-нибудь надо, папа?

Старик Моршанский притулился к косяку и задумчиво смотрел на сына. Петя несколько секунд смотрел на него, потом недоуменно пожал плечами и вновь принялся за свои вещи.

– Я хотел серьезно поговорить с тобой, сын.

Петя вдруг почувствовал волнение, как бывало когда-то в школе, когда надо было держать ответ за детские шалости.

– Давай обсудим твое будущее.

– Мое будущее? – Петя резко повернулся к отцу. – Что это с тобой, пап? Я разве инвалид или бездельник? Сегодня я еду получать высшее политическое образование. Может, ты шутишь?

– Нисколько и поубавь голос, привык в своем райкоме на мальчишек орать, но в моем доме я тебе этого не позволю.

– В твоем доме?! – Вскинулся Петя?

– Не надо, – отец смотрел прямо в глаза сына, – не надо провокаций. Со мной эти шутки не проходят. И, пожалуйста, помолчи немного. Наберись сил и молча выслушай меня.

Петя сел на кровать и опустил глаза. Он и сам не понимал, что с ним происходит, но смотреть отцу в глаза юноша не мог.

– Мне тошно видеть, как ты тратишь жизнь на, так называемую «партийную работу». Тебе через несколько месяцев тридцать лет, а у тебя собрания, митинги, бумажки, опять собрания, митинги и снова бумажки.

Сын дернулся, хотел возразить, но стиснул руки и опустил голову еще ниже.

– Мужчина, если он мужчина, должен заниматься производительным трудом. Иди в политехнический институт, ты, когда-то: мечтал о нем. Учи детей. В конце концов, стань хорошим токарем, но не сиди в кабинете, не руководи «массами». Так, по-моему, вы сейчас называете наш народ?

Петя молчал.

– Я всю жизнь простоял у станка. Оглянись, меня знает весь город, у меня сотни учеников, мои детали вместе с локомотивами ходят по всей стране. А что ты дал людям, которые кормят и одевают тебя? Бумажки сотрутся в пыль, призывы развеет ветер – вот и вся твоя работа. Работа… – Старик отошел от двери. – Она сделала тебя бездушным, черствым человеком. Я на днях встретил твою Наташку, она мне все рассказала. Ты предал ее, бросил, как кость, вместо себя. Мне страшно, что ты стал подлецом. Ты, мой сын, не задумываясь, променял свое благополучие на человека!

Отец почти вплотную подошел к сыну. Тот поднял голову, но старшему Моршанскому показалось, что Петя смотрит сквозь него.

– Ни я, ни мать, ни старшие братья – мы не могли сделать из тебя чудовище. В этом виновата твоя «политическая» деятельность. Я не разрешаю тебе ехать в Москву, тебе надо оставить эту работу.

Только тут Петя понял, что стоит. Отец был выше его, но годы согнули Моршанского, и теперь они стояли лицом к лицу. Только сейчас старик увидел глаза сына. В них была ненависть.

– Я не чудовище и люблю свою работу. К тому же я такой же член партии, как и ты. И она сейчас посылает меня на учебу. Работаю я лучше многих, только результаты моего труда, в отличии от твоего, нельзя сразу пощупать. Ты, – он прищурился, хотел сдержаться, но не смог, – за всю свою жизнь не поднялся выше простого рабочего, а я уже сейчас секретарь райкома.

Несколько секунд они смотрели в глаза друг друга. Потом сын бросил: