все вокруг стало слишком огромным, и она не может это выдержать, как будто что-то сейчас может случиться, и она умрет. Она заплакала и каждый раз вздрагивала, когда раздавался какой-нибудь незначительный шум, и настолько завела себя, что с трудом могла спокойно сидеть на месте. Единственный раз, когда ей было действительно прекрасно, это когда вместе с Бриксом она вдыхала кокаин. Я должна прекратить это, подумала она. Я не могу позволить, чтобы мама увидела меня такой.

Ваша беда в том, что вы разъединены — вы живете в одном доме, но не вместе.

Я не могу, подумала Эмма. Я не могу с ней поговорить, потому что боюсь глядеть на нее. Она увидит, что со мной что-то не так, она узнает, что я сплю с Бриксом. Она узнает про наркотики.

Она представила себе объятия Клер, как она прижимает ее к себе, и все ее тело пронзила боль. Я могла бы сесть к ней на колени, подумала она, и слезы снова закапали, когда она представила, как сворачивается у мамы на коленях калачиком, как ей тепло и безопасно в ее защищающих руках. Да, я этого хочу, так хочу. Но я не могу попросить ее, не могу ей ничего рассказать. Боже, зачем я родилась…

Я могу себя убить, подумала она. Закрыть дверь гаража, включить мотор и просто заснуть. Но мама и Ханна услышат, как закрывается дверь, они станут думать, где я, и придут посмотреть. «Прекрати», — сказала она громко. Ее голос прозвучал незнакомо, как будто принадлежал кому-то другому. Прекрати, прекрати немедленно, говорила она себе, ты ведешь себя, как напуганный ребенок. Прекрати рыдать и выть, тебе не нужна твоя мать, Брикс это сказал тебе. Ты взрослая, тебе нужна только ты сама.

Сзади на дорожку заехала машина. Она покосилась, чтобы разглядеть, кто за рулем. Из машины вышел высокий мужчина и встал с ней рядом, глядя на дом при свете фар, лившемся на дорожку. Он не кажется опасным, подумала Эмма, он милый. Он не был так красив, как Брикс, но держался прямее. Брикс, признала Эмма, слишком сутулится. Этот был старше, он был высок и худощав, с темными седеющими волосами, завивающимися на затылке и чуть взъерошенными ветром. На нем была только спортивная куртка, хотя становилось холодно, и в руках он держал портфель. Он увидел Эмму, зашел в гараж и нагнулся к открытому окну ее машины.

— Эмма Годдар? Я Алекс Джаррелл. — Он протянул руку, и Эмма поздоровалась с ним через окно. — Извините, кажется, я выбрал неподходящее время, — сказал он, заметив полоски от слез у нее на щеках. — Я могу зайти завтра.

— Нет, нет, ничего, — сказала она, подумав о том, как было мило с его стороны так сказать. — Откуда вы знаете мое имя?

— Я читал о вас и вашей матери, и однажды виделся с ней на вечеринке в Стэмфорде. Она дома?

— Машина здесь, так что думаю — да, — Эмма открыла дверцу и Алекс чуть отступил. — Вероятно, она дома. А что вы хотите?

— Репортаж для журнала. Я писатель, и «Венити Фэйр» хочетг чтобы я написал большую статью о вас обеих.. Я просто хотел договориться о времени, когда мне прийти, и поговорить с вами.

Эмма покачала головой.

— Не со мной. Лотерею выиграла мама, а не я. Держу пари, что вам сказали писать о ней, а обо мне и не упоминали.

Он улыбнулся:

— Вы правы. Они не упоминали. Но я пишу, что хочу. А из того, что я прочел, мне показалось, что вы настолько близки, что оставить вас без внимания я не могу.

Эмма покраснела:

— Сюда, пожалуйста, — сказала она и открыла дверь в коридор, который вел на кухню. Ханна и Клер сидели за столом у окна — Клер рисовала в большом альбоме, а Ханна чистила яблоки и говорила. Эмма остановилась в дверях, Алекс — за ее спиной. Она услышала, как он вздохнул, увидев ее мать, но не обратила на это внимания, слезы снова появились у нее на глазах, потому что здесь было так хорошо. Здесь было так светло, тепло, уютно посреди ноябрьского холода, на плите стояла дымящаяся кастрюля, и дразнящий запах супа и хлеба наполнял воздух. Эмма зашла, позабыв об Алексе, едва заметив Ханну. «Привет», — сказала она и села рядом с матерью… Но Клер, подняв брови, смотрела мимо нее.

— Ох, — сказала Эмма. — Это Алекс… а…

— Джаррелл, — сказал Алекс, подошел и протянул руку. — Мы встречались, — сказал он Клер. — На вечере в Стэмфорде.

— Я помню. — Она пожала его руку и представила Ханну. — Но я не понимаю… — Она поглядела на Эмму.

— Я встретил Эмму снаружи и сказал ей, что только хочу договориться о времени интервью с вами. Меня попросили написать статью о вас в «Венити Фэйр». Извините, что я ворвался без предупреждения, но я как раз возвращался в Нью-Йорк и подумал, что просто зайду. Если мы можем сразу договориться, я тут же и уйду.

— Вы работаете на «Венити Фэйр»? — спросила Клер.

— Нет, я работаю сам по себе. Иногда пишу во многие журналы.

— И вы хотите написать обо мне и лотерее? Ведь это было в прошлом мае.

— И статью не опубликуют до будущего апреля или мая. На самом деле, меня интересует не сам ваш выигрыш в лотерею — меня интересует, как богатство изменило ваш образ жизни, что вы теперь чувствуете, как деньги вообще влияют на нас всех, как вы уравновесили ту жизнь, что у вас была, с этой, новой, когда для вас впервые все двери открылись.

Клер поглядела на него с интересом:

— Это люди в журнале сказали вам об открытых дверях?

— Нет, это я сам. А что?

— Просто я именно так и думала о всем этом. Но мне не кажется… — она умолкла и поглядела сначала на Эмму, потом на Ханну.

— Послушайте, это будет настолько личным, насколько вы захотите, — сказал Алекс. — Вы все решаете. Я не буду ничего выведывать и не буду злоупотреблять вашим доверием. Это я обещаю.

— А что получит от этого Клер? — спросила Ханна.

— Известность. Это почти все. Мне заплатят и мое имя будет в журнале, то же самое — у фотографа, журнал продаст больше экземпляров — по крайней мере, они так надеются. Многие люди добиваются известности, — сказал он Клер. — Если вы из их числа, то для вас это отличный способ. Если нет…

Клер все еще заинтересованно смотрела на него. — Вы думаете, что нет.

— Я не имею права думать так или иначе. — Он улыбнулся широкой улыбкой, которая смягчила резкие линии его скул и подбородка. — Но мне кажется, что вы за популярностью не гонитесь.

Эмма посмотрела, как они смотрят друг на друга и почувствовала какую-то искорку возбуждения. Они друг другу нравятся. Ее мать не обращала внимания на других мужчин с тех пор, как встретилась в Квентином. Но если ей нравится Алекс и она собирается узнать его лучше, то, может быть, когда-нибудь она решит, что можно расстаться с Квентином. В конце концов, поймет же она когда-то, что он не так уж хорош — Брикс это понял, и мать поймет, со временем — и тогда все станет намного лучше. Эмма слегка повеселела. Все становится лучше, если чуть-чуть подождать.

Она взглянула на Ханну и увидела, что та задумчиво смотрит на Клер, почти как будто что-то замышляет. Ханна со мной согласна, решила Эмма, и ее возбуждение возросло, она тоже хочет, чтобы мать разошлась с Квентином. И она может для этого кое-что сделать: мама ее слушает.

— Почему бы вам не поужинать с нами? — спросила она внезапно. — Вы можете начать свое интервью прямо сейчас.

Ханна и Алекс удивились, а Клер нахмурилась. Но Алекс покачал головой.

— Спасибо, я бы с радостью, но мне надо в Нью-Йорк. В другой раз я с удовольствием приму ваше приглашение. — Он достал маленький блокнот из кармана пиджака. — Вы можете назначить время? — спросил он Клер. — Я думаю, статья выйдет хорошая, мне очень нравится ею заниматься. Обещаю, что вы ничем в ней не будете смущены или обижены.

— Как вы можете это обещать? — спросила Клер. — Я думаю, журналисты пишут статьи независимо от чувств их героев. Куда приведет история, так и пишут.

— Я не думаю, что ваша история приведет к мрачным болотам или темным аллеям, — сказал он, улыбаясь ей. — Если я ошибусь, вы сможете в любой момент исправить.

— Это великодушно, — сказала Клер. — Я думаю, что посмотрю, что вы напишете.