разнузданного юноши.
Ах, Карл, Карл, как жестоко обманул ты всех своих шведов, которые были уверены в твоей непобедимости…
К вечеру были подсчитаны потери обеих сторон: в русской армии убитых 1345 человек и раненых 3290; в шведской – около 9000 убитых и 3000 пленных. Была найдена разбитая пушечным ядром качалка Карла, и это давало основание предполагать, что король убит. Искали его труп, но не нашли. В числе убитых шведов оказался, Адлерфельд – историк королевских свершений, пораженный ядром близ качалки короля. Своей смертью он поставил последнюю точку деяниям Карла XII.
Петр вспомнил, как в Польше, после битвы при Калише, Меншиков писал ему, что «радостно было смотреть, как с обеих сторон регулярно бились, и зело чудесно видеть, как все поле мертвыми телами устлано». Нет, не радостно такое и не «зело чудесно».
Конечно, война – не без смерти, но… Жить бы людям и жить…
Наступавшие сумерки все плотнее укрывали поле боя своим траурным флером.
В тот же вечер Петр позвал своего кабинет-секретаря Алексея Макарова и продиктовал ему письмо о победе над шведами, чтобы письмо было потом размножено и немедля послано находящимся в Петербурге Федору Апраксину, Ромодановскому и другим, оставшимся там править делами государства. И пока Макаров переписывал это письмо для разных адресатов, Петр подозвал своего крестника денщика Василия Суворова и на его слегка согбенной спине, послужившей как бы конторкой, собственноручно написал еще одно письмо о происшедшем событии: «Хотя и зло жестоко в огне оба войска бились, однако ж то все долее двух часов не продолжалось, ибо непобедимые господа шведы скоро хребет показали, и от наших войск с такой храбростью вся неприятельская армия, кавалерия и инфантерия весьма опровергнута, так что шведское войско не однажды потом не остановилось, но без остановки от наших шпагами и багонетами колоты, и даже до обретающего леса, где оные перед баталиею строились, гнаны; при том фельдмаршал Рейншильд и принц Виртембергский, сродник короля шведского, купно со многими генералами, полковниками и иными офицерами и несколько тысяч рядовых с ружьем и с лошадьми отдались и в полон взяты».
Радость одержанной победы заслонила собой необходимость скорейшего преследования бежавших шведов, и только вечером были посланы в погоню за ними князь Михайло Голицын с гвардейцами и генерал Боур с драгунами.
– Эх, хорошо бы им самого Карла заполучить, ежели он еще жив. Была бы совершенная виктория!
На следующий день состоялось погребение погибших. Были вырыты две большие братские могилы для русских солдат и офицеров. Воины стояли в строю, прощаясь со своими боевыми товарищами. Полковые попы отпевали павших. На глазах у Петра были слезы, и при троекратном прощальном салюте он бросил в могилу первую горсть земли. Военная музыка «играла на погребение», и вскоре над павшими героями Полтавской битвы поднялся надмогильный курган.
Рано проснулся Петр, – надо побриться, привести себя в надлежащий вид, а то за эти суматошные дни колючей щетиной зарос и даже умыться некогда было.
Но только намылил щеку – и тут же подоспело неотложное дело.
– Кто такой? Что надо? – уточнял Петр у кабинет-секретаря Макарова о явившемся от полтавского коменданта Келина нарочном с какими-то очень важными известиями.
Так и остался на этот час царь с одной намыленной щекой, заинтересовавшись необычайным сообщением: в Полтаву явился шведский генерал Мардефельд, присланный королем Карлом XII с предложением окончить войну на условиях, высказанных царем Петром в прошлом 1708 году.
– А иначе?.. – с усмешкой спросил Петр. – Иначе король Карл станет войну продолжать? Когда, где и с какими силами?..
Это действительно было смешно. Неужто только что учиненный разгром никак не вразумил Карла и не лишил его прежней самонадеянности? Нет, брат Карл, при заключении мира придется тебе возместить России все убытки, причиненные войной. Опоздал ты со своим согласием. На целый год опоздал.
Такой ответ и следует передать Карлу на его предложение. Но сейчас не это главное. Важно, что Карл дал знать о себе, что он жив, курилка… Как непростительно упустили время догнать его!
– Меншикова срочно! – хлопнул царь в ладоши и обратился к посланцу Келина: – Кто ты такой, молодец?
– Прапорщик Московского драгунского полка Вилим Монс, ваше величество, – звонким голосом отчеканил тот.
– Вилим?.. Да, конечно, – Вилим… Тот самый Вилюшка…
Теперь Петр и сам узнал бы его, приглядевшись так пристально. А был в памяти Вилим девяти- десятилетним нескладным мальчишкой, – теперь же вон какой! Статный, бравый, пригожий. Красивый, как сестра его. Все они, Монсы красивые.
– В сражении был?
– Так точно, ваше величество. В полку светлейшего князя генерала Меншикова, – козырял и четко чеканил слова Вилим Монс.
– Поскачешь со своим генералом и со всем полком короля ловить, – похлопал Петр прапорщика по плечу.
– Рад служить вашему величеству.
Поскакал Меншиков со своими драгунами ловить шведского короля. Поскакал со своим генералом и прапорщик Вилим Монс.
Вилим… Вилюшка… Просил свою сестру Анхен сделать его генералом… Что ж, заслужит, так может и генералом стать.
Петр вспоминал Анхен и не испытывал никакого озлобления. Были ведь приятные минуты, проводимые с ней. Любовь была, а любовные чары у всякой Евиной дочки не обходятся без вознаграждения. Надо будет Вилима приблизить к себе.
Теперь, кажется, можно царю и побриться, подмолодить себя.