Несколько отойдя от городка, в урочище Кривая Лука Семен Драный завел в лес обоз, и лицом к полю выставил жерла своих пушек и приготовился встречать неприятеля.

– А ну, подходи, князь!

И Долгорукий со своим войском и приданными к нему тремя полками бригадира Шидловского подошел к месту сражения.

Оно началось в вечернюю пору. Драгунским полкам Долгорукого и коннице Шидловского удалось разметать выдвинутые вперед отряды повстанцев, для которых верными друзьями и защитниками оставались лишь темная ночь да густой лес. В этом бою было убито полторы тысячи булавинцев и погиб сам атаман Семен Драный. Уцелевшим людям ничего больше не оставалось, как бежать к Черкасску, и на пути к нему многие потонули в Дону.

Известие о поражении на Кривой Луке доставил в Черкасск сын Драного, и это вызвало большое замешательство среди находившихся там. Прибежавшие из-под Тора другие беглецы стали гневно упрекать Булавина в том, что он посылал людей под Азов и был виновником их гибели.

Начавшиеся среди повстанцев раздоры помогли домовитым казакам подготовить мятеж, чтобы схватить Булавина с его приверженцами, выдать их князю Долгорукову и тем самым постараться искупить свою вину за причастность к восстанию. Этот заговор начинал созревать еще до событий в урочище Кривая Лука, и Булавину пришлось усилить свою охрану. Заговорщики намеревались схватить его, когда он шел в баню, но в тот раз охрана вовремя их заметила, и они были схвачены. Следовало Кондрату остерегаться теперь на каждом шагу и доверять лишь немногим верным единомышленникам и сподвижникам в делах, таким, как давний испытанный друг Илья Зершиков. И не знал, не догадывался Кондрат Булавин, что именно этот Зершиков являлся тайным вдохновителем готовящегося на него покушения.

Сетовал Булавин на кубанских и запорожских казаков, что они не прислали ему в подмогу своих людей и оказалась совсем не подготовленной почва для переселения к ним донских казаков в случае неудачи восстания. А вот она, неудача, и произошла.

В чем же крылась причина поражения? От самого себя правды не скроешь: плохо были организованы его повстанцы и оказались раздробленными их силы, потому и были нанесены им столь непоправимые поражения, и невосполнимы потери, понесенные под Азовом и у Кривой Луки. Конечно, много значило и превосходство хорошо оснащенных сил противника.

Опоздало донское казачество со своим восстанием, провело в бездействии и упустило время, когда бунтовала Астрахань или ширилось возмущение по Башкирии. Следовало тогда же и присоединиться к тем боевым сотоварищам. Да и много праздного времени провел он, войсковой атаман, находясь безвыходно в этом Черкасске. Плохо было еще и то, что развитию восстания на Дону мешала привязанность здешних людей к своим обжитым местам. Не говоря уже о самих коренных казаках, а и многие из новопришлых крестьян, уйдя от прежних ненавистных господ и начальных людей, радовались тут полегчанию своей горемычной жизни и не очень-то стремились к продолжению борьбы. Ошибки, ошибки, оплошности, и за них теперь неминуемая расплата…

И она наступила в жаркий день 7 июля 1708 года. К своему гневному изумлению увидел в оконце Булавин, что к его куреню, возглавляя вооруженных домовитых казаков, подошел сам Илья Зершиков, громко и злобно требуя, чтобы атаман немедля сдавался им. В завязавшейся перестрелке Булавин убил двух казаков. Ну, убил бы еще одного или тоже двух, а исход схватки все равно был уже предрешен. Кто-то из домовитых крикнул, что надо курень соломой обложить да поджечь и Булавина огнем наружу выпихнуть либо живьем спалить.

Так и сделали бы предатели вероломные, и ничего больше Кондрату не оставалось, как самому порешить себя мужественной честной смертью.

– Прощай, Дон!.. Прощай, воля!..

Пуля поставила последнюю точку всему неудавшемуся булавинскому делу.

Глава четвертая

I

Что делать, как быть, куда горе-горькую головушку преклонить ей, царице Прасковье?

– Охти-и…

От взятых с собой из Измайлова съестных припасов и от скотского гурта ничего не осталось. Столько едаков на ее, царицын, кошт навалилось – под чистую все, как помелом, подмели. Царица Марфа да царевны Наталья, Мария и Федосья, сестры Петра, своя сестрица Анастасия, каждая со своими придворными, все есть-пить хотели, а из Москвы своих припасов не взяли, понадеявшись, что все им в Петербурге тут приготовлено. Той – мясца, той – крупицы, мучицы надо. А как не дать? Родня ведь! Да и знали все, что с ней, с царицей Прасковьей, большой обоз шел. А тут еще и Петрова зазноба лифляндская на чужой каравай рот разинула, и у нее тоже, хотя и не столь большая, дворня, но есть.

Раздавала она, царица Прасковья, не скупилась, в надежде, что все ей возвращено будет, ан жди- пожди, и все жданки прождешь. Ничего у самой не осталось, и спросить не с кого. Петра Алексеевича нет, пожаловаться некому. Вместе со светлейшим князем Меншиковым отбыли к войне ближе, а без них никто ничего не знает и сделать не может. И жители, и работные, и военные люди перебиваются кое-как; многие уже совсем голодать стали. Цены в лавках и на уличном вольном торгу несусветные, да и купить почти нечего.

Хотя лето еще не кончилось, а дожди по-осеннему зарядили, дороги стали непроезжими, непролазными – самая добычливая пора для разбойничьих шаек. Сколько обозов разграблено, и даже стражники оберечь их не могут. Словно нарочно лихоимцы поджидали, когда из Измайлова для царицы Прасковьи два новых обоза пойдут. Пошли они, а до Петербурга ни один не доехал, от последнего обоза только приказчик с распухшей от битья рожей явился да со сломанной рукой. Бой почти под самым Петербургом с ворами был, и какие возчики перебиты, а какие сами в воровскую шайку ушли. Вот тебе и ожидаемые припасы, – мука, крупа, сало, где они? Куда, на какую полку зубы класть?..

Некоторые придворные, а особливо дурки да карлицы, привычные к сладкой еде, от голода, мокрости да неуюта похворали малость и померли, а уцелевшие отощали, и несмолкаемый вой стоит по царицыному подворью. Спасибо зятю, сестрину мужу, Федору Юрьевичу Ромодановскому, что распорядился по возу капусты да репы доставить. Приходится этой едой питаться, а какая в ней сыть? И царевны осунулись; Катеринка смеяться перестала, Анна с каждым днем все больше угрюмится, а у Парашки глаза в слезах и все слюнки глотает.

– Исть, маменька, чего-нибудь хочется…

Вы читаете Великое сидение
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату