от тебя.
– Станет и он, ваше царское величество, понимающим, я его обучу, – заверял царя Хребтугов.
– Тогда вдвойне добро будет, – улыбнулся Петр. – Совет тебе дам, Анисим: для ради пущего его понимания при учении к батогам прибегай. Вколачивай толк в школяра, а бестолочь из него выколачивай.
Повел Петр взглядом по лицам молодых навигаторов, сидевших перед ним в ожидании решения своей дальнейшей судьбы: ну, как из гардемаринов снова в матросы их царь обратит… Чей черед сейчас отвечать?..
– Вот ты, малый… – указал Петр на юнца, не сводившего с него глаз. – Расскажи, как положено крепить косой… нет, прямой парус. Внятно отвечай, чтобы все слышали.
И навигацкий выученик, недавно произведенный в гардемарины, внятно отвечал:
– Своей верхней кромкой прямой парус подвязывать надобно к рею, а рей подымается фалом. Нижние углы надобно растянуть шкотами.
– А коли внизу паруса рея нет, тогда как?
– А тогда надобно будет растянуть наветренный шноп, называемый галс.
– От углов каким способом начнешь подбирать?
– От углов парус подбирается гитовыми, сысподу – гарденями, а убирается и крепится к рею сезнями.
– Как будешь идти во весь парус, не укорачивая его? – спрашивал царь.
– Для того взять надобно рифы – один, либо два, либо три и идти под зарифленными парусами, а укоротить вышину их, по силе ветра, опустив фал и подвязав сезни рифа.
– Добро, – удовлетворенно кивнул Петр. – Про ветры что знаешь?
– По своим направлениям ветры именуются странами света, для чего овидь делится на тридцать две части, по осьми в четверти. А в постоянстве ветры нарекаются – посатный, или полосовой, вандулук, шаткий, или переходный, а то – круговой, или заверть.
– Полоскался сам под завертью?
– Случалось, царское ваше величество.
– А зачем солнце заходит в море, знаешь?
Ученик задумался, как бы пояснее ответить, и Петр сам же шутливо пояснил:
– Чтобы умыться и лучи посветлить… Ну, а когда не спят ветры, то… – выжидая ответа, примолк он.
– .. то… то не спит и море, – не очень уверенно произнес ученик.
– Не спит и оно, – подтвердил царь. – И всегда помнить надо: идучи морем, непогоды не брани и тиха не хвали… Учись, малый, дальше с похвальным старанием и достигнешь чинов. Как зовут тебя?
– Михайло Пропотеев.
– Годов сколь?
– Семнадцать.
– Все твое – впереди. Глядишь, к двадцати годам имя с отчеством будет. Достигай того, – напутствовал юнца Петр. – А родом откуда?
– Из Серпухова.
– Так… – раздумчиво молвил царь. – А ответь мне еще, что будет в мачте стенгою и что – бромстенгою?
Но ответить на это гардемарину Михаилу Пропотееву не пришлось. В комнату быстро вошел кабинет- секретарь Алексей Макаров и подал царю срочно доставленное письмо. Прочитал письмо Петр, и радостно засветились его глаза. Сообщалось, что остановившаяся в своем заграничном путешествии в городе Везеле государыня Екатерина Алексеевна родила сына, царевича Павла.
Экзаменовать Петр перестал, пожелав молодцам-гардемаринам получить звание мичманов, и отпустил их.
В ответ на радостную весть он писал жене: «Зело радостное твое писание получил, в котором объявляешь, что господь бог нас так обрадовал, что и другова рекрута даровал», – имел в виду Петр первого «рекрута» царевича Петра, родившегося у Екатерины в 1715 году. Но на другой день пришла новая, уже печальная весть, что новорожденный царевич Павел скончался.
VI
Помня о том, что Шарлотта, преждевременно поднявшись после родов, поплатилась за это жизнью, Екатерина, даже чувствуя себя уже совершенно здоровой, все еще продолжала находиться в постели, пока врачи не сказали, что дальнейшая ее неподвижность может повредить здоровью.
Умер новорожденный царевич Павел, ну и бог с ним. Ребенок – лишняя тягость, гораздо спокойнее и легче без него. Досточтимые везельские вельможи хотят в ее честь устроить танцевальный бал, и она будет на нем в новомодном, голоплечем, почти с открытой грудью платье, а у нее молоко бы сквозь лиф просачивалось, – вот бы какой конфуз вышел! Хорошо, что теперь оно уже полностью перегорело, а то ведь как коровье вымя каждая грудь была. Теперь осталась во всей фигуре приятная женская солидность, столь прельщающая мужчин, и это очень хорошо.
– Вилим Иванович, вас государыня зовет, – приоткрыла дверь в комнату Монса миловидная придворная девка, по-теперешнему – фрейлина, и слегка посторонилась, пропуская его.