Агостино забарабанил кулаками в дверь.

— Кимберли! Выходи оттуда!

— Убирайся к черту! — выкрикнула она, прикрывая рукой дрожащие губы, прежде чем с них сорвался очередной всхлип, грозивший выдать ее с головой.

— Ты в порядке?

— Я принимаю ванну, Агостино. Оставь меня в покое! Хотя с твоими-то приемами, я вполне понимаю такое беспокойство!

Но стоило Кимберли бросить эти злобные слова, как она тут же устыдилась своего поведения. Он ведь не хотел причинить ей боль, он не знал, и обрушиться на него с гневным возмездием было несправедливо и жестоко. В комнате все стихло. Кимберли медленно легла в ванну.

Только сейчас до нее дошло, что глупо обижаться на слова Агостино, сказанные в гневе. В конце концов, теперь он знает, что она никак не могла быть любовницей Эстебана. И это, судя по всему, должно изменить его отношение к ней. Агостино совершенно сразила ее невинность.

Раздумывая над этим, Кимберли вновь и вновь возвращалась к тому единственному взгляду, которым они обменялись с Агостино полгода назад. Этот взгляд, словно удар молнии, изменил всю ее жизнь. Агостино ждал, что она бросит Эстебана ради него, но этого не произошло.

Больше того, Агостино не мог себя заставить даже произнести вслух имя Эстебана Бартлетта. Его оскорбляло одно лишь упоминание о Эстебане. Почему же он не был столь чувствителен, когда явился впервые в дом Лорен, чтобы объявить о своих намерениях? Странные существа эти мужчины, грустно подумала Кимберли, а Агостино самый странный из них.

Приблизительно минут через сорок она выбралась из ванной в коротком шелковом халате. Спальня была пуста. Кимберли присела на кровать, напряженная и взволнованная, и стала ждать. С каждой минутой ожидание тяготило ее все больше. Оправившись от шока, Агостино придет в бешенство, мрачно предполагала она. Кимберли легла, терзая себя обвинениями, какие Агостино мог бросить ей в лицо. Как отравленные смертельным ядом стрелы, они летят точно в цель. Он никогда не промахивается. И она была несправедлива к нему, теперь-то она это знает точно.

Лорен была права. Теперь она пожинает плоды своего притворства, когда она провоцировала Агостино и насмехалась над ним. Вот только почему он действует на нее так, как ни один мужчина прежде?

Дверь распахнулась. Кимберли обхватила себя руками. Агостино нерешительно застыл в дверном проеме. Босой, взъерошенный, с потемневшим от появляющейся щетины подбородком, он выглядел совершенно незнакомым в черных обтягивающих джинсах, в черной не застегнутой рубашке, которая обнажала смуглую, покрытую темными волосами грудь.

— Теперь я знаю все, — нетвердым голосом объявил он. — Но я чертовски пьян и не могу никуда лететь!

Кимберли резко села на кровати. Расширенными от ужаса глазами она смотрела, как Агостино столкнулся с дверью и уставился на нее так, словно ее не должно было быть на его пути. Он действительно был пьян. И в тот момент он показался ей таким беспомощным, что она сразу же позабыла о своем образе каменного изваяния. Его сменило живое участие.

Соскочив с кровати, Кимберли подбежала к Агостино и взяла его за руку.

— Тебе нужно лечь, — мягко произнесла она.

— Только не на эту кровать. — Агостино покачнулся и бросил в сторону кровати взгляд, полный неприязни. — Я хочу сжечь ее.

Похоже, ее мстительное замечание повлияло на него сильнее, чем Кимберли могла себе представить. Она побледнела, но упорно продолжала тянуть Агостино за руку. Значит, он исчезал из спальни, чтобы напиться? Что это? Присущее мужчинам ощущение сексуальной несостоятельности, потому что он невольно причинил женщине боль?

— Ложись сейчас же! — прикрикнула она на него.

Агостино послушно лег. Кимберли не верила своим глазам, когда он растянулся во весь рост. Он выглядел таким беспомощным. Правду говорят, решила Кимберли, что женщины сильный пол. Доказательства налицо. Катастрофа произошла с Агостино в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал, и в той сфере его жизни, в которой он считал себя экспертом. И он не смог с этим справиться.

Присев на краешек кровати, Кимберли смотрела на него, пока ее взор не затуманился. К ее удивлению, она вдруг обнаружила, что ей хочется поправить подушки и подоткнуть под него одеяло.

— Ты был великолепен до самого последнего момента, — мягко заговорила она. — И не должен себя винить.

— Я виню Эстебана, — проскрежетал в ответ Агостино. — Он слизняк!

Сосредоточив взгляд на ее лице, Агостино извлек из кармана пачку помятых листков.

Кимберли взяла их и разгладила. Она просмотрела бумаги и обнаружила собственную подпись в конце документа. В неярком свете ночной лампы содержание текста ускользало от Кимберли, а ей не хотелось в присутствии Агостино разбирать мелкий шрифт.

— Эстебан просто воспользовался твоей глупостью…

— Что ты сказал? — Ее глаза удивленно распахнулись.

— Только неграмотный в финансовом отношении и очень наивный человек мог подписать этот договор о ссуде, — заявил Агостино после долгой паузы, в течение которой явно подыскивал выражения повежливей. — Уличный ростовщик предложил бы тебе более выгодные условия, чем этот старый сукин сын!

Теперь Кимберли все стало ясно. Агостино раздобыл копию соглашения, подписанного ею два года назад.

— Почему ты сказал, что я глупая?.. Я не глупая!

— Тебе бы пришлось выплачивать эту ссуду в течение добрых десяти лет. — И Агостино мрачно принялся излагать подробности о процентных ставках и видах штрафов. Ну не рассказывать же ей ему, что в тот момент она была слишком напугана, чтобы попросить кого-нибудь разъяснить ей условия! — Тебе было всего девятнадцать, — заявил наконец Агостино. — Ты подписала это за день до того, как переехала к Эстебану. Он шантажировал тебя…

— Нет… Я согласилась. У нас никогда не возникало вопроса об интимных отношениях. Он просил лишь о возможности выходить со мной в свет. Это льстило его самолюбию, но, когда я поняла, во что он меня втянул, было слишком поздно, — пояснила Кимберли, скомкав документ.

— И Эстебан отомстил своей вероломной жене, — завершил Агостино.

— Мой отец заядлый игрок, Агостино. Он крупно проиграл и не мог выплатить долг. Это не имело отношения к Эстебану, но я обратилась к нему за советом. Тогда-то он и сказал, что одолжит мне денег, если я соглашусь переехать к нему.

— Так это был не твой долг? — произнес Агостино с таким возмущением, словно этот факт окончательно добил его. — Твой дорогой папаша спокойно смотрел, как ты переезжаешь к Эстебану ради оплаты его карточных долгов?

— Это был вопрос жизни и смерти, — попыталась оправдать отца Кимберли. — Отец был в отчаянии и очень боялся, что его убьют. Эстебан дал мне эти деньги, и это спасло жизнь отцу.

— Твой отец, похоже, этого не стоит…

— Не смей говорить такое о моем отце! — сердито воскликнула Кимберли. — Он один меня вырастил!

— И научил тебя ходить в ломбард? Продавал все, до чего мог добраться? У тебя, само собой, было безоблачное детство!

— Он сделал все, что мог, — твердо заявила Кимберли. — Не все рождаются в рубашке, как ты. Ты богат и эгоистичен. Папа беден и эгоистичен, но, к несчастью, имеет слишком богатое воображение.

— Я не хочу трезветь, — мрачно заявил Агостино. — Чем больше я узнаю о тебе, тем хуже себя чувствую. Ненавижу сожаление и чувство вины. Некоторые люди обожают пестовать свое чувство вины, каяться в своих ошибках. Я не из их числа. Как я мог быть таким идиотом?

— Секс, — пояснила Кимберли еще более мрачно.

Агостино передернуло.