и когда они видят такой плакат, он заставляет их призадуматься:

Некоторые мои вещицы — а я их слагаю в пять минут, не больше — получили высокую оценку. Как-нибудь, когда у вас выдастся свободный часок, просмотрите этот альбом вырезок, просто чтобы видеть, доктор, чего можно достичь, если вести движение современными и научными методами. Это вот о противоалкогольном митинге, который я провел в Де-Мойне. Зал был битком набит, и я владел им: все до одного вскочили на ноги, когда я доказал с цифрами в руках, что девяносто три процента всех случаев сумасшествия имеют своей причиной пьянство! Или вот еще, — правда, это не имеет прямого отношения к охране здоровья, но зато показывает, какие вам здесь открываются широкие возможности включиться в любое движение, имеющее целью благо общества.

Он извлек новую газетную вырезку. Над карикатурой исполненной карандашом и пером, — громадная усатая голова на крохотном тельце, — красовался заголовок:

Пиккербо смотрел и предавался воспоминаниям:

— Прелестный был митинг! Мы подняли посещаемость церкви по округу на семнадцать процентов! Ах, доктор, вы учились в Уиннемаке и проходили стаж в Зените, не так ли? В таком случае вас должно заинтересовать вот это. Вырезка из зенитского «Адвокейт-Таймс», стихи Чама Фринка, который — вы, я думаю, согласитесь со мной! — стоит в одном ряду с Эдди Гестом и Уотом Мейсоном — нашими величайшими поэтами и, несомненно, популярнейшими, откуда явствует, что американская публика отнюдь не страдает недостатком литературного вкуса. Милый старый Чам! Я приехал тогда в Зенит делать доклад на всеамериканском съезде Конгрегациональных воскресных школ — я и сам, видите ли, конгрегационалист[51] — на тему «Здоровье — наш моральный долг». И вот Чам написал обо мне эти стихи:

Многоречивый доктор Пиккербо вдруг застыдился.

— Может быть, нескромно с моей стороны показывать это всем и каждому. Но когда я читаю стихи, отмеченные такой оригинальностью, таким поэтическим взлетом, когда я вижу такой подлинный карманный шедевр, я убеждаюсь, что я — вовсе не поэт, как ни сильно способствуют мои вирши Делу Здравоохранения. Пусть мои духовные детища учат гигиене и вносят свою лепту в спасение тысяч драгоценных жизней, но они — не литература, если их сопоставить со стихами Чама Фринка. Нет, я, конечно, не более как скромный ученый на посту чиновника.

Однако вы сейчас увидите, как один из этих моих опытов благодаря своей забавности и остроте и некоторой мелодичности, так сказать, золотит пилюлю — отучает беспечных людей плевать на тротуары и выманивает их на лоно великой природы, где они наполняют легкие озоном и ведут здоровую жизнь первобытных людей. Вам, верно, любопытно будет проглядеть первый номер небольшого альманаха, который я недавно основал — мне доподлинно известно, что многие редакторы газет намерены перепечатывать из него материал, способствуя таким образом нашему высокому делу и в то же время рекламируя мое издание.

Он вручил Мартину книжицу, озаглавленную: «Пикули Пиккербо».

В стихах и афоризмах «Пикули» рекомендовали хорошее здоровье, хорошие дороги, хорошие заработки и единый стандарт нравственности. Доктор Пиккербо подкреплял свои предписания статистическими данными, столь же убедительными, как те, которыми некогда преподобный Айра Хинкли устрашал Дигамму Пи. Так, в одной статье сообщалось, что из мужей, разведшихся со своими женами в Онтарио, Теннесси и Южном Вайоминге за 1912 год, подавляющее большинство — пятьдесят три процента! — выпивали не менее одного стакана виски в день.

Это предостережение еще не дошло до сердца Мартина, как Пиккербо выхватил у него «Пикули» и, точно оробевший школьник, воскликнул:

— Не стоит читать дальше — тут у меня всякий вздор. Просмотрите как-нибудь после. А вот второй том вырезок будет для вас, пожалуй, любопытен просто как показатель, чего может достичь человек в нашем деле.

Просматривая заголовки, Мартин все более убеждался, что до сих пор плохо представлял себе, какой широкой известностью пользуется доктор Пиккербо. Выяснилось, что он — основатель первого в Айове Ротарианского клуба[52]; инспектор Конгрегациональной воскресной школы имени Джонатана Эдвардса[53] в Наутилусе; председатель лыжно-туристского клуба «Мокассин», Кегельного клуба западной стороны и Клуба 1912 года имени Рузвельта[54]; зачинщик и распорядитель Объединенного пикника Гимнастического общества, Лесовиков, Лосей, Масонов, Чудаков, Рыцарей Колумба, Б'наи, Б-рит[55] и ХАМЛа; а также завоеватель призов за чтение наизусть наибольшего количества стихов из библии и за лучшее исполнение ирландской джиги на вечерне Полной луны, устроенном библейской школой для взрослых имени Джонатана Эдварде а.

Мартин узнал, что доктор Пиккербо читал доклад членам Клуба Двадцатого Века в Наутилусе о «Путешествии американского доктора по Старой Европе» и членам Ассоциации питомцев Магфорд-колледжа на тему: «Требуется старому Магфорду инструктор по футболу — американец во весь рост».

Но и за пределами Наутилуса Альмус Пиккербо шумно напоминал о своем существовании.

На еженедельном завтраке Торговой Палаты города Толедо он держал речь на тему: «Чем больше здоровья, тем выше доход». Он просвещал заседавший в Уичите Всеамериканский совет пригородного трамвайного сообщения относительно «Основ гигиены для работников трамвая». Семь тысяч шестьсот рабочих детройтских автомобильных заводов слушали его доклад: «Сперва здоровье, потом техника безопасности, а пьянство — ни-ког-да!» А на большой конференции в Ватерлоо Пиккербо помог организовать первый в Айове отряд противников рома.

Посвящая ему статьи и передовицы, газеты и ведомственные журналы и один еженедельник резиновой промышленности украшали свои страницы фотографиями самого доктора Пиккербо, его цветущей супруги и восьми резвых дочерей, снятых то в канадских зимних костюмах среди снега и ледяных сосулек, то в легких, но скромных спортивных костюмах играющими в теннис во дворе, то в костюмах неведомо каких жарящими ветчину на фоне сосен Северной Миннесоты.

Мартину нестерпимо хотелось уйти и отдохнуть.

Назад в Симс-Хаус он пошел пешком. Ему было ясно: для культурного человека самый факт, что Пиккербо ратует за какую-либо реформу, будет достаточным основанием отмахнуться от нее.

Дойдя до этой мысли, Мартин сам себя одернул и выругал за то, что он почитал своим старым грехом высокомерия перед приличными нормальными людьми… Провал. Непостоянство. Сперва в университете, потом в частной практике, в неумелых распоряжениях по санитарии. И теперь опять?

Он убеждал себя: «Энергия и благодушие Пиккербо — как раз то, что нужно, чтобы довести до широких масс научные открытия Макса Готлиба. Какое мне дело, что Пиккербо пускает пыль а глаза конференциям попечителей воскресных школ и прочим кретинам, лишь бы он оставлял меня в покое и давал мне делать свое дело в лаборатории и по надзору за молочными фермами.

Он разжег в себе энтузиазм и весело, уповая на будущее, вошел в обшарпанный с высоким потолком номер гостиницы, где сидела в качалке у окна Леора.

— Ну, как? — спросила она.

— Очень хорошо, меня замечательно встретили. И мы приглашены завтра вечером на обед.

— Что он за птица?

— Отчаянный оптимист. Он умеет добиться своего, он… Ох, Леора, неужели я опять окажусь брюзгливым, неуживчивым кисляем? Опять провалюсь?

Он зарылся лицом в ее колени и льнул к ее любви — к единственной реальности в мире болтливых призраков.