подумать, что ты в Нью-Йорке, а я вообще считаю, что самое восхитительное в путешествиях — это когда все время встречаешь американцев и все время чувствуешь себя как Дома.

Так вот, вчера мы с Дороти пошли на ланч в «Ритц» и за соседним столиком заметили милейшую даму- блондинку, и я легонько толкнула Дороти под столом ногой, потому что, по-моему, не очень прилично толкать человека на виду у всех, а я все время хочу научить Дороти хорошим манерам. Так я ей говорю: «Посмотри, какая милая дама, наверняка американка». И точно — она с совершенно американским выговором позвала метрдотеля и очень сердито ему говорит: «Я в этом отеле тридцать пять лет останавливаюсь, и впервые меня заставляют ждать!» Голос я узнала — это и впрямь оказалась Фанни Вард. Мы пригласили ее пересесть к нам за столик и прелестно поболтали. Вообще-то, мы с Фанни знаем друг друга уже лет пять, но мне порой кажется, что знакомы мы гораздо дольше, потому что моя мама знавала ее еще сорок пять лет назад, когда они ходили вместе в школу, а потом мама со вниманием читала в газетах обо всех ее замужествах. Так вот, теперь Фанни живет в Лондоне и считается здесь одной из самых хорошеньких женщин. По-моему, Фанни — личность историческая, потому что если женщина считается хорошенькой на протяжении пятидесяти лет, то сама становится историей.

Ах, если бы мама не умерла от закупорки вен, мы с ней и Фанни чудесно бы провели время в Лондоне, потому что Фанни обожает ходить по магазинам. Так вот, мы пошли покупать шляпки, только не в шляпный отдел, а в детский, и там мы с Фанни купили несколько премиленьких шляпок, потому что детские шляпки стоят в два раза дешевле. Фанни, оказывается, всегда так делает. Вообще-то, Фанни просто обожает шляпки и покупает их в детском отделе каждую неделю, поэтому экономит кучу денег.

А потом мы вернулись в «Ритц», где должны были встретиться с майором Фальконом, потому что майор Фалькон пригласил нас на чай к одной даме по имени леди Шелтон. Майор Фалькон и Фанни пригласил, но она была вынуждена отказаться — у нее начинался урок музыки.

Так вот, в доме у леди Шелтон было много всяких людей весьма английского вида. Оказывается, некоторые лондонские дамы называются леди, что то же самое, что лорды. А те, которые не леди, те достопочтенные. Правда, есть еще и не леди, и не достопочтенные, а такие же, как мы, их можно называть попросту «мисс». Ну, леди Шелтон была просто в восторге от того, что мы, американки, пришли к ней домой. Она даже отвела нас с Дороти в малую гостиную и пыталась продать нам цветы из морских ракушек, которые она сама делает, по 25 фунтов за штуку. Мы у нее спросили, сколько это будет деньгами, и оказалось, что 125 долларов. Да, похоже, в Лондоне мне с Дороти придется нелегко, потому что ей никак не следовало говорить английской леди того, что она ей таки сказала. Вовсе не следовало ей говорить английской леди, что у нас в Америке мы используем ракушки точно так же, только под какую-нибудь одну прячем горошинку — это у нас игра такая. А я просто сказала леди Шелтон, что нам не нужны цветы из ракушек. А леди Шелтон сказала, что она знает, как мы, американцы, любим собак, поэтому она ужасно хочет познакомить нас со своей мамочкой.

Ну вот, поэтому она отвела меня, Дороти и майора Фалькона в дом к своей матери, которая живет тут же, за углом. Оказывается, ее мать называется графиней и она разводит собак. У матери тоже были гости, и мне показалось, что у нее для такой пожилой леди очень уж рыжие волосы и очень уж ярко накрашенные губы. А первое, что она спросила, так это купили ли мы у ее дочери цветы из ракушек. А мы сказали, что нет. Она, по-моему, вела себя совсем не так, как полагается вести себя графиням столь пожилого возраста, потому что она сказала: «Вот и правильно, милочки! Не позволяйте моей дочери себя надувать — они через неделю разваливаются». А потом она спросила, не хотим ли мы купить собаку. И я не успела остановить Дороти, которая тут же спросила: «А собаки через сколько разваливаются?» По-моему, графиня повела себя не так, как полагается вести себя графиням, потому что она громко-прегромко расхохоталась, сказала, что Дороти просто прелесть, а потом вцепилась в Дороти, поцеловала ее и уже не выпускала из своих объятий. Собственно говоря, я убеждена в том, что графине не следовало поощрять Дороти, а то получается, что она такая же невежа, как и Дороти. Но я все-таки сказала графине, что никакой собаки нам не нужно.

А потом я познакомилась с очаровательной английской леди, у которой в сумочке оказалась очень- очень симпатичная бриллиантовая диадема, потому что, как она сказала, она знала, что здесь в гостях будут какие-то американцы. Я вообще считаю, что бриллиантовая диадема — это просто чудесно, потому что я раньше не задумывалась о том, что бриллианты можно носить и на голове, и считала, пока не увидела эту диадему, что у меня есть почти все, что надо. Английская леди, ее зовут миссис Уикс, сказала, что она принадлежит ее семье уже давно, но бриллианты чем хороши — всегда выглядят как новенькие. Это меня заинтересовало всерьез, и я спросила, сколько это стоит по деньгам, и оказалось, что семь с половиной тысяч долларов.

Тогда я оглядела присутствующих и заметила одного вполне приличного вида джентльмена. Я спросила майора Фалькона, кто это, и он мне сказал, что зовут этого джентльмена сэр Фрэнсис Бикман и он вроде бы очень-очень богат. Тогда я попросила майора Фалькона нас друг другу представить, и, когда мы познакомились, я попросила сэра Фрэнсиса подержать мою шляпку, пока я буду примерять бриллиантовую диадему, ведь ее можно надеть вместо заколки, и я сказала сэру Фрэнсису Бикману, что, по-моему, так даже миленько. Он со мной согласился, но сказал, что, к сожалению, должен идти по делам. А потом ко мне подошла графиня, она, похоже, ужасная невежа, потому что она сказала: «Не тратьте на него время!», а еще сказала, что, когда сэр Фрэнсис Бикман тратит хоть грош, памятник некоему джентльмену по имени мистер Нельсон снимает шляпу и низко ему кланяется. Вообще-то, некоторые люди такие невежи, что у них обо всем и мнение такое же невежественное.

А я всем сердцем запала на бриллиантовую диадему и очень заволновалась, потому что миссис Уикс сказала, что вечером идет в один дом, где будет полным-полно всяких американцев, и они эту диадему с руками оторвут. А я так разволновалась, что дала ей сто долларов, и она обещала попридержать диадему для меня. И вообще, какой толк в путешествиях, если ты не можешь воспользоваться предоставляющимися возможностями, а выгодная сделка с настоящей английской леди — это так необычно! Так что вчера вечером я послала телеграмму мистеру Эйсману и написала ему, что он даже не представляет себе, насколько это дорогостоящее занятие — познавать мир в путешествиях, и мне просто необходимо раздобыть где-нибудь хотя бы десять тысяч долларов, но, надеюсь, мне не придется занимать эти деньги у малознакомого английского джентльмена, каким бы красавцем он ни был. Так что ночью я не могла сомкнуть глаз, и все из-за этих волнений — ведь если я не раздобуду денег на бриллиантовую диадему, забрать у английской леди сто долларов будет крайне нелегко.

Ну все, мне пора одеваться — майор Фалькон собирается показать нам с Дороти все лондонские достопримечательности. Но я совершенно убеждена в том, что, если не заполучу бриллиантовую диадему, моя поездка в Лондон окажется пустой тратой времени.