смотрела и что-то про меня говорила матушке мистера Споффарда. Я очень занервничала и пожалела о том, что мы здесь с графом Сальмом. Собственно говоря, мне и так было трудно убедить мистера Споффарда, что я перевоспитываю Дороти, а если я стану ему объяснять, что перевоспитываю и графа Сальма, он может решить, что предел есть всему. Похоже, матушка мистера Споффарда глуха, потому что пользуется слуховым рожком, и я слышала почти все, что мисс Чэпмен про меня говорила, хоть подслушивать и неприлично. Так вот, мисс Чэпмен говорила матушке мистера Споффарда, что я «особа», а еще она говорила, что я, по-видимому, и виновата в том, что ее сын в последнее время к ней так невнимателен. Матушка мистера Споффарда все на меня смотрела, а по-моему, так долго смотреть на человека неприлично. Мисс Чэпмен говорила и говорила, и я слышала, как она упомянула Уилли Гвинна. Похоже, мисс Чэпмен наводила про меня справки и, наверное, узнала про то, как семейство Уилли Гвинна имело со мной долгую беседу и за 10 000 долларов уговорило меня не выходить за Уилли Гвинна замуж. Уж лучше бы мистер Споффард представил меня своей матушке до того, как она наслушается про меня всяких сплетен. Ну вот, одно за другим, и я так нервничаю, а у меня даже не было времени сделать так, как учил меня доктор Фрейд.
Так что сегодня вечером я скажу мистеру Эйсману, что хочу лечь спать пораньше, и поеду с мистером Споффардом кататься и любоваться природой. Может, он скажет мне что-нибудь определенное, потому что определенное джентльмены чаще всего говорят на прогулках при луне.
Вчера вечером мы с мистером Споффардом долго катались по парку, только по-венски это называется не парк, а Пратер. Пратер изумителен, очень похож на Кони-Айленд, только он в лесу, там множество деревьев, и есть широкая дорога, по которой ездят в колясках, запряженных лошадьми. Я узнала, что, оказывается, мисс Чэпмен наводила обо мне справки, и я была очень удивлена, когда поняла, что она, собственно, обо мне узнала. Она только не знает, что мистер Эйсман расширяет мой кругозор. Ну вот, мне пришлось сказать мистеру Споффарду, что я не всегда была такой благовоспитанной, потому что мир полон джентльменов, притворяющихся волками в овечьей шкуре и думающих только о том, как бы воспользоваться девичьей доверчивостью. Тут я расплакалась, рассказала ему, как я покинула Литтл-Рок совсем юной девушкой, и мистер Споффард тоже заплакал. А еще я ему рассказала, что родом я из очень порядочной семьи, что папа у меня интеллектуал, член благотворительного ордена Лосей. И я сказала мистеру Споффарду, что когда уезжала из Литтл-Рока, думала, что джентльмены только защищают девушек, а когда поняла, что это не так, было уже поздно. Перевоспиталась я, когда прочитала про него в газетах, и, увидев его в Восточном экспрессе, поняла, что это судьба. Я сказала мистеру Споффарду, что та девушка, которая перевоспиталась, понимает о жизни гораздо больше, чем та, которая была воспитанной с самого начала. Тут мистер Споффард наклонился и очень почтительно поцеловал меня в лоб и сказал, что я напоминаю ему девушку, про которую написано в Библии и которую зовут Магдалина. А еще он сказал, что сам когда-то был певчим в хоре [6], поэтому не имеет никакого права бросать в меня камни.
Мы катались по Пратеру допоздна, и это было восхитительно, потому что светила луна, и мы говорили о нравственности, а оркестр играл «Мама любит папу». «Мама любит папу» только сейчас вошла в моду в Вене, они от нее все с ума посходили, а в Америке это уже устарело. Ну вот, а потом он отвез меня обратно в отель.
Все складывается как нельзя лучше, потому что сегодня утром мистер Споффард позвонил мне и сказал, что хочет познакомить меня со своей матушкой. Я ему сказала, что хотела бы провести ланч с ней вдвоем и поболтать с глазу на глаз. И я попросила его привести матушку на ланч к нам в номер. Сюда уж мисс Чэпмен не войдет и испортить ничего не сможет.
Он привел матушку к нам в гостиную, а я надела простенькое платье из органди (я с него спорола все оборочки), черные кружевные перчатки, которые Дороти надевала в «Фоли», и туфли совсем-совсем без каблуков. Он нас друг другу представил, и я сделала книксен, потому что, по-моему, это очень мило, когда девушка делает книксен. Он нас оставил наедине, и мы чудесно побеседовали: я ей рассказала, что сама я совсем не такая, как эти нынешние вертихвостки, потому что воспитывали меня по старинке. А матушка мистера Споффарда сказала мне, что мисс Чэпмен ей сказала, будто слышала, что я совсем не такая старомодная. Я же ей ответила, что, наоборот, я очень старомодная, что уважаю старших и никогда не осмелилась бы им советовать, что и как делать, как, например, позволяет себе мисс Чэпмен.
Потом я заказала ланч и, решив, что шампанское ее взбодрит, спросила, не хочет ли она глоточек. Оказывается, она очень-очень любит шампанское, но мисс Чэпмен считает, что пить спиртное неприлично. Я ей сказала, что придерживаюсь правил «Христианской науки», а там считается, что плохого нет ни в чем, и действительно, что может быть плохого в маленькой бутылочке шампанского? Оказывается, она никогда раньше не рассматривала шампанское с такой точки зрения, а мисс Чэпмен тоже исповедует «Христианскую науку», только из всех напитков полезным считает лишь воду. Ну вот, а потом нам принесли ланч, и она чувствовала себя просто великолепно. Тогда я подумала, пожалуй, надо выпить еще бутылочку шампанского, и сказала ей, что, будучи истовой приверженницей «Христианской науки», считаю, что и в двух бутылках шампанского большого вреда нет. И мы выпили еще одну бутылку шампанского, а она очень заинтересовалась «Христианской наукой» и сказала, что это, наверное, даже лучше, чем пресвитерианство. Она сказала еще, что мисс Чэпмен пыталась заинтересовать ее «Христианской наукой», но она не обладает моим талантом убеждения.
Тогда я ей сказала, что мисс Чэпмен, наверное, завидует ее красоте. А она сказала, что так и есть, потому что мисс Чэпмен заставляет ее носить черные шляпки из конского волоса, потому что конский волос не давит на мозг. Я ей пообещала отдать одну свою шляпку с розами и принесла ее, но мы ее не смогли надеть — она слишком маленькая для большой копны волос. И я сначала хотела взять ножницы и немножко подстричь миссис Споффард, но потом решила, что для первого раза достаточно.
Матушка Генри сказала, что я — луч солнца в ее жизни, и когда Генри за ней пришел, она даже уходить не хотела. Но он ее увел, а потом позвонил мне по телефону и был очень взволнован и сказал, что хочет со мной поговорить о чем-то очень важном. Я пообещала, что увижусь с ним вечером.
А сейчас мне необходимо повидаться с мистером Эйсманом, потому что у меня появился план, и осуществить его надо немедленно.
Ну вот, мы с Дороти и мистером Эйсманом едем поездом в место под названием Будапешт. Перед отъездом я не смогла повидаться с Генри, но оставила ему письмо. Потому что я решила, если он хочет сделать мне предложение, пусть об этом напишет, а если я буду с ним в одном городе, то писать ему будет незачем. Я ему сообщила, что должна была немедленно уехать, так как выяснила, что Дороти чуть было не совершила один опрометчивый поступок, и если бы я не вмешалась, все мои труды пошли бы прахом. Я его попросила написать все то, что он хотел мне сказать, и послать письмо в отель «Ритц» в Будапешт. Я верю в пословицу «Что написано пером, не вырубишь топором».
Уговорить мистера Эйсмана уехать из Вены было нетрудно, потому что вчера он ездил осматривать пуговичную фабрику, но там никто не работал — все справляли день рождения какого-то святого. Оказывается, когда у святых день рождения, они не работают, а устраивают праздник Мистер Эйсман посмотрел их календарь и выяснил, что дни рождения святых почти каждую неделю. Поэтому он решил, что хватит с него и Америки.
Генри не сможет поехать за мной в Будапешт, потому что его матушка проходит курс лечения у доктора Фрейда, и у нее, похоже, случай более сложный, чем у меня. Наверное, доктору Фрейду нелегко приходится, потому что она все время путает, что ей приснилось, а что было на самом деле. Так что она рассказывает ему все, а он уж должен сам решать. И когда она рассказывает, как молодой красавец пытался с ней заигрывать на Пятой авеню, ему приходится во всем самому разбираться.
Скоро мы снова окажемся в отеле «Ритц». Как это будет замечательно — «Ритц» в самом центре Европы!
Вчера пришло письмо от Генри, где черным по белому написано, что они с матушкой никогда прежде не встречали такой девушки, и он просит меня стать его женой. Я отнесла письмо Генри в фотоателье и сделала с него много-много фотографий. Ведь письмо Генри можно потерять, и тогда у меня не останется о нем никаких воспоминаний. Но Дороти говорит, чтобы я берегла письмо пуще глаза, потому что фотографии
