Но где живет сама Розмари Рэдли? В телефонной книге ее имени нет, а звонить Винни Майнер и спрашивать у нее напрямую невежливо и бесполезно, поскольку засекреченный номер телефона, понятное дело, никто не будет раздавать направо и налево. Фред отчаялся было и впал в уныние, но тут же вспомнил, что Розмари завтра собиралась на предварительный просмотр новой пьесы; она даже посоветовала ему (впрочем, как и всем, кто слушал ее в ту минуту) обязательно посмотреть эту постановку.
С деньгами у Фреда было туго, и он решил вовсе не ходить на современные спектакли в Лондоне. На этот раз, однако, он нарушил данное себе слово и поужинал банкой куриной лапши с куском черствого хлеба, чтобы не тратить больше, чем следовало. Он уже начал получать зарплату по чекам из Коринфа, но в пересчете на фунты денег оказалось до смешного мало. В это время у Фреда и в мыслях не было, что он влюблен в Розмари Рэдли. Им двигало всего лишь желание развеять тоску или, в лучшем случае, тяга к новым впечатлениям. Так другие американцы в поисках выхода своим силам и фантазии стремятся попасть на какую-нибудь выставку или увидеть местный обряд, недоступный большинству туристов.
Хотя Фред приехал в театр заранее, долго простоял у входа и лишь в последнюю минуту ринулся по лестнице на балкон, к своему месту, Розмари Рэдли так и не появилась. Пьесу — остроумный, тонкий фарс — Фред смотрел вполглаза; его мучили тоска, стыд и голод. Но в антракте, когда он скорее с беспокойством, чем с надеждой, спускался по лестнице, внизу, в вестибюле, он увидел Розмари. Одета она была еще изысканнее, чем накануне, бледно-золотистые волосы забраны наверх, сочные округлые груди полуприкрыты нежно-зеленым шелком, словно заморские фрукты у продавца в Мэйфере. Глядя на нее сверху, Фред вдруг увидел в ней не только настоящую англичанку-аристократку, но и обаятельную, желанную женщину.
Розмари, как и следовало ожидать, была не одна, а в кругу друзей, среди которых был и сам автор пьесы, высокий изящный человек в плаще военного покроя. В первый и далеко не в последний раз Фреду подумалось, что у леди Розмари Рэдли наверняка много прославленных, знатных воздыхателей и поэтому шансов у него почти нет. Другой бы на его месте отчаялся и вернулся на балкон, но Фреду прошлые любовные победы позволяли надеяться на лучшее, а уныние и одиночество придали храбрости. Была не была! Терять-то нечего!
Как выяснилось, чтобы ухаживать за Розмари Рэдли, нужна не только храбрость, но и нечто новое для Фреда — несгибаемое упорство. В былые времена девушки, можно сказать, сами падали ему в объятия, иногда и в прямом смысле — с визгом и хихиканьем бросались на него на вечеринках или в машинах, на заднем сиденье. Приятно и удобно, но не слишком интересно. А сейчас Фред испытал радость погони, впервые вдохнул пьянящий животный запах преследуемой добычи. При всем обаянии Розмари, на нее невозможно было положиться. Бывало, она опаздывала на полчаса или больше, или звонила и говорила, что должна перенести встречу (как правило, на неудобное для Фреда время), или приходила с подругой, или не приходила вовсе. Когда она, задыхаясь, лихорадочным шепотом просила прощения, казалось, что она говорит искренне, — но ведь она же актриса. Еще одним препятствием оказались деньги. Фреду не по карману было водить Розмари в дорогие рестораны или покупать ее любимые цветы. Он делал и то и другое, но в ущерб своему кошельку; и теперь это пора прекращать, чтобы не умереть с голоду.
Так шла неделя за неделей, а Фред все еще топтался на месте. Ухаживать за Розмари нужно было на старомодный лад, причем так долго, что большинство американских друзей Фреда сочли бы это глупостью. Роберто Франк хохотал бы до упаду, узнав, что Фреду понадобилось почти две недели, чтобы дойти с Розмари до поцелуев, а спустя месяц с лишним он все еще не уложил ее в постель. «Так-то оно так, но это тебе не в бейсбол на пустыре играть, — мысленно возражал Фред ухмыляющемуся Роберто. — Это Англия, здесь настоящая жизнь».
Несмотря на все трудности, Фред не отчаивался. Напротив, в нем проснулся дух противоречия: чем труднее дело, тем желаннее победа. Раз он столько сил потратил ради Розмари Рэдли — значит, она того стоит, а чувство его настоящее. И в самом деле, чем больше Фред узнавал ее, тем сильнее влекла она к себе.
Часть обаяния Розмари заключалась в том, что она полная противоположность Ру, и Фред это понимал. Розмари — изящная, нежная блондинка, Ру — смуглая, высокая, крепкая; Розмари утонченная, остроумная, Ру в сравнении с ней кажется наивной, не в меру серьезной, и чувства юмора ей по лондонским меркам недостает. Розмари грациозна, обходительна, речь ее льется как песня, Ру рядом с ней выглядит шумной и неуклюжей, если не сказать — грубой. Точно так же Америка в сравнении с Англией кажется большой, шумной, наивной, грубой и так далее.
Когда Фред, упорно продолжая погоню, стал медленно настигать добычу, стали видны и другие национальные — а возможно, и классовые — различия. Ухаживания Фреда за Ру вряд ли можно было назвать погоней, потому что «добыча» столь же стремительно неслась в направлении «хищника». Они приблизились друг к другу, задыхаясь от нетерпения, и тут же друг на друга набросились, будто лошади, на которых скакали они в тот первый, незабываемый день. То, что случилось тогда в заброшенном саду, не назовешь обольщением — скорее столкнулись два сильных, потных, горячих молодых тела и покатились, задыхаясь, по земле среди густой травы и сорняков.
Розмари, напротив, наводит на мысли не о животных, а о цветах. Фред представляет ее гиацинтом в горшочке или другим, еще более диковинным растением, хрупким, с нежными листьями, которые трепещут и сворачиваются от холодного ветра или неловкого прикосновения, но если за ним ухаживать терпеливо и заботливо, оно пышно расцветет. И в самом деле, всего два дня назад, через полтора месяца проб и ошибок, старания Фреда почти увенчались успехом: развернулись последние лепестки — мягкие, сочные, бело-розовые, — открыв взору нежную чашечку. Сегодня вечером, если все пойдет как надо, он добьется желаемого.
Фред ходит взад-вперед по вестибюлю, думая о Розмари и Ру, и впервые по-настоящему понимает, что такое ретроспективное влияние, о котором говорят ученые Йельского университета. Подобно тому как Вордсворт навсегда изменил наш взгляд на Мильтона, Розмари Рэдли помогла ему по-новому взглянуть на Рут Марч. Фред мысленно видит, как Розмари парит высоко над крышами Лондона. В руке она держит ослепительный дуговой фонарь, как в театре, и луч белого света от него льется сквозь пространство и время — в Коринф, штат Нью-Йорк, к событиям трехлетней давности.
В этом свете образ Ру в его памяти — под яблонями, с отпечатками веток на потной загорелой спине и ягодицах, с жухлыми травинками в густых спутанных каштановых волосах — кажется пестро раскрашенным, топорным, почти что диким. Ру подарила ему себя быстро и радостно, и раньше Фред видел в этом знак искренности и пылкой страсти, а теперь клеймит как отсутствие женственности и даже грубость. В сравнении с долгими, нежными поцелуями Розмари, трепещущими на устах, как бабочки, в ненасытных ласках Ру ему чудится животная жадность, по которой можно было догадаться о несдержанности Ру, о ее привычке все выставлять напоказ (как потом и оказалось).
Не прошло и двух недель с того дня, как они познакомились, а Ру мало того что успела не раз покувыркаться с ним, но и потеряла всякий стыд, если он у нее был. Она рассказала ему о себе все до последнего слова, включая подробности своих прошлых романов, о которых Фреду знать было необязательно. Ру не скрывала от него ничего. С самого начала она спала рядом с ним голышом, а если было очень холодно — в бесформенной ночной рубашке из красной фланели, которая собиралась в складки под мышками. Расхаживала нагишом по квартире в университетском городке в любое время дня и ночи и при этом не всегда задергивала шторы. При Фреде сморкалась, ковыряла в зубах, стригла ногти на ногах, принимала душ и даже могла посреди самого интересного разговора (а для Ру почти все разговоры были интересными) выйти в туалет. Фред был влюблен и поэтому старался подавить неловкость, даже на себя злился. Себя он считал ханжой и чистюлей, а поведение Ру — свободным и естественным.
Для Розмари, напротив, отдаться мужчине вовсе не значит отказаться от права на уединение. Она безотчетно окружает себя тайной, ореолом романтики. Она любит приглушенный свет — две высокие белые свечи на ночном столике или лампу с шелковым абажуром. Принимает ванну и одевается в одиночестве — Фред еще ни разу не видел ее полностью обнаженной. Не открывает она до конца и душу, хранит в тайне свое прошлое и не стремится узнать о прошлом Фреда. Только по случайным намекам он догадывается, к примеру, о том, что детство у Розмари было тяжелое, что хотя она и жила в довольстве, но глубоко страдала из-за бесконечных переездов и любовных увлечений родителей.
Иногда, надо признать, Розмари заходит в своей таинственности слишком далеко. Фред не покушается
