— Теперь — внимание. — остановился наш проводник. — Здесь даже я передвигаюсь с опаской. Участок «железки» между Красново и Марьино довольно странный. Никак не могу разобраться, в чём дело, а поэтому и вам категорически запрещаю экспериментировать и наступать на рельсы. Перемещайтесь за мной след в след.
Он осторожно повёл свое самодельной шпагой над полотном и аккуратно пересёк его. Когда я копировал маневр эндогена, раздался явственный перестук колёс, рельсы задрожали и зазвенели. На нас мчал не меньше, чем стовагонный состав. Парни закрутили головами. — Спокойно. — сквозь зубы процедил Шаман. — Не вздумайте паниковать.
Едва Редька последним оказался по ту сторону железки, как незримый поезд, судя по шуму, пронёсся мимо. Рельсы тряслись, шпалы поскрипывали. Однако ни малейшего дуновения ветерка, никаких признаков движения мы так и не заметили. Шаман вновь несколько секунд поводил тросточкой-шилом над колеёй и продемонстрировал раскалённое докрасна острие: — Вот так почти всегда. Но через пару минут всё придёт в норму и опять будет можно проскочить.
Теперь я, Выхухоль, Бобёр, Ушастый и Редька находились между железнодорожным путём и строго параллельным ему шоссе.
— А что нас ждёт на той дороге? — осведомился я. — Будем так же прыгать между машинами- невидимками?
— Не так же. — лаконично ответил эндоген и, не оглядываясь, спокойно пошёл по истрескавшемуся асфальту. За шоссе и очередным ручьём мы увидели то, что Шаман назвал Софиевским лесом. Хотя, по моему скромному мнению, на лес это было мало похоже. Корявые, скрученные стволы и совершенно безлистные ветви, сплошь покрытые чем-то вроде густого и длинного зелено-жёлтого мха. А вместо привычного подлеска — невообразимой густоты папоротник.
— Надеюсь, сюда не сунемся?
— Сбылись твои надежды, Бобёр. — успокоил Марьинский Шаман. — Мимо.
За лугом потянуло таким знакомым болотным запахом, что я потихоньку стал соображать, где мы находимся.
Топь у реки Норки напоминает поролоновую губку, щедро пропитанную водой. Там, где участки трясины чуть посуше, поднимаются камыш и жёсткие тёмные кустики, походящие на карликовые берёзки. С их корявых веточек спускаются странные зелёные спутанные лохмы — вероятно, мутировавший до неузнаваемости мох. А там, где виднеются зеркала воды, она неприятного бутылочного цвета, будто туда бросили железного купороса. Притом, вода как будто подсвечена снизу. Возможно, оттого вода представляется неживой, так что желания притрагиваться к ней совершенно нет. Ряски и тины, кстати, тоже не видно. Вода абсолютно неподвижна, лишь изредка из глубины на поверхность взбулькивают пузыри воздуха: то большие, словно под водой перевернули пустую кастрюлю, погружённую вверх дном, то россыпь мелких, будто из проколотого мяча.
По топи вела весьма сырая, но вполне проходимая грунтовая дорога, насыпанная полвека лет назад. Теперь она поросла плотной и короткой синеватого цвета широколистой травой. И если бы не трава, можно было бы заметить, как следы сапог быстро заполняются влагой. По дороге мы добрались до ветхого деревянного моста через Норку. Того самого, через который переправлялись, когда шли к Антенне. Я его узнал.
Еще в прошлый раз было трудно представить, что в почти неподвижной воде Норки водятся рыба или лягушки. Однако тогда мы всё-таки заметили чью-то большую чешуйчатую башку с усеянной игольчатыми зубами пастью.
Шаман предостерёг: —Внимание! Доски скользкие и кое-где прогнили.
Мост благополучно оставили позади. Перед нами была крепость Околица, место дислокации «звёздных».
— Теперь дойдёте. — пообещал Шаман, — Туда заходить не буду. Самостоятельно договаривайтесь с военными о следующем проводнике.
Повернулся, не прощаясь, легко перебежал по мостику и исчез за кустами.
— Тьфу! — в сердцах сплюнул Редька. — Изящество и грация. Чисто тебе балерина… Ну, делать нечего, поползли дальше самостоятельно, братва.
Измотанные ребята дрыхли без задних ног в казарме «звёздных». Хоть из пушки стреляй — не разбудить. И ведь не пустые слова, проверено: только что ахнуло орудие танка Т-34, вкопанного в вал Околицы, а никто даже не пошевелился во сне. Я вопросительно глянул на капитана Мирона.
— Холостой. — пояснил он. — Против весёлых призраков нет лучшего средства. Тут же сворачиваются. Наелся?
— Спасибо. — я отставил котелок. — Ох, не суп а сказка. Забыл, когда горячее хлебал.
— Кто ещё знает, то о чём ты доложил? — задумчиво спросил майор Гром. — Имею в виду — знает точно и в подробностях, а не догадывается и строит предположения.
Он в лёгком нетерпении похлопывал ладонью по своему костылю.
— Марьинский шаман. — ответил я. — Через него информация должна попасть к деповской учёной братии. Потом, скорее всего, Старик уже связался с кем-то из «курортников».
— Я ведь вот отчего интересуюсь. — вздохнул Гром. — Самое неприятное, что может случиться сейчас — это суматоха и неразбериха. Антенна перестала работать, значит, путь в Усть-Хамск и из него открыт. Туда могут устремиться неуёмные разведчики и добытчики. Среди них всегда были популярны сказки о несметных усть-хамских сокровищах. Чокнутые научники из Депо тоже полезут в поисках новых тайн и загадок. Я уж не говорю о лукьяновских бандюках. Чёрт с ними, с бандюками, но нормальный-то народ жалко. Полягут ведь все.
— Почему? — не понял капитан Мирон.
— Да потому что навстречу им из развалин попрёт чёрт-те что. Такое, о чём мы раньше вообще представления не имели. То, что прежде сидело за создаваемой Антенной завесой и помалкивало себе.
— Ну, товарищ майор, это ты уж загнул… Почему обязательно «попрёт»? — пожал плечами Мирон.
— А почему не попрёт? — передразнил его движение Гром. — По роду нашей с тобой, капитан, деятельности мы просто обязаны предполагать худшее. И стараться его предупредить.
— Ну да, ну да…
— Вот что, капитан, полагаю, у нас в запасе имеется ночь. За это время следует обязательно установить связь со Стариком. Это раз. На заре поднимаем всех по тревоге и попытаемся перекрыть патрулями самые важные входы-выходы на окраине Усть-Хамска. Это два. И, наконец, третье, самое трудное. Настолько сложное, что, что никому, кроме тебя, Мирон, поручить не могу. Отправляйся к сектантам из Красново и со всевозможной деликатностью убеди их принять всё спокойно. Неси какую угодно ахинею, вплоть до того, что на нас, тупых вояк, снизошло озарение, и мы хотим всем составом обратиться в их веру. Главное, чтобы не выкинули какого-нибудь фанатического коленца. Идеальный вариант — если красновцы присоединятся к патрулированию. Почему нет? Они же всегда мечтали защитить Матушку-зону от грубых и жадных лап безбожников. Вот пусть и послужат святому делу.
— Исполняю, товарищ майор. — Мирон вышел.
— Правда, с продовольствием у нас проблемы. — хмуро сказал майор Гром. — На пределе.
— На сутки хватит?
— Не больше.
— Отправь нескольких рядовых караваном в Гремячье. — посоветовал я. — Там мой друг Ташкент вас под завязку обеспечит консервами и всякой там мукой-крупой. Притом, совершенно бесплатно, не то, что покойный Кузнец.
Гром изумлённо воззрился на меня. Было ясно, что у него множество вопросов, но он удержался.
— Ладно. — сказал он. — Только вот больше пяти человек послать не смогу. Даже если каждый принесёт на себе тридцать килограммов, проблемы это не решит.
Тут я непроизвольно завывающе зевнул, спохватился, извинился и, превозмогая желание рухнуть и уснуть прямо на полу, рассказал ему о нашем возвращении с тележками из Гремячьего.
