дождь.
– Четверть дела сделано. -прогудел незнакомым баритоном Стрелок. -Осталось три четверти – выйти. Запомните, выбираемся все в разные стороны одновременно. Давим на стенку изо всех сил по счёту «три». Повернитесь лицом наружу. Приготовьтесь. Раз. Два. Три!
Старик что было мочи упирался ногами в землю, отталкивался, вырывался прочь. Было полное ощущение того, что он бредет в бассейне с горячим киселем. Еще шаг, еще… Аномалия выпустила его внезапно, холодный утренний воздух подарил неописуемое блаженство. Четверо, включая флегматично жующего холодное мясо Стрелка, уже сидели рядом с машиной времени.
– Ещё один. -сказал Бобёр. -С возвращеньицем в наше время, Старик. Наверное, минут через двадцать и тех дождёмся.
Из золотистого полушария барельефами выдавались замершие фигуры Ушастого и Тихони. Впрочем, нет, не замершие, внимательно присмотревшись можно было заметить едва заметное движение.
Бобёр ошибся совсем немного, через четверть часа Ушастый и Тихоня, красные, словно раки и с выпученными глазами стояли рядом со всеми.
Стрелок неторопливо доел, вымыл руки водой из фляжки, обсушил, помахав кистями. Снял с сухой ветки повешенные там вчера часы, поглядел на циферблат.
– Четвёртое августа. -объявил он, надевая их на руку. -Восемь часов ноль семнадцать минут. Сверьте время, поправьте компьютеры.
Выждав, пока все закончат устанавливать отставшие внутри аномалии таймеры, разведчик подошёл к Тихоне и, не размахиваясь, лениво ударил того в лицо. С раскинутыми руками парень рухнул на мокрую землю. Стрелок остановился над ним, неторопливо надевая шлем и поправляя респиратор.
– Так-то вот, дружок. -сказал он наставительно. -Считать разучился? Придётся снова обучаться. Вас шестеро. Ты был обязан войти шестым. Всё понял, или повторить процедуру?
Тихоня неуклюже перевернулся, встал на четвереньки, выпрямился, стирая рукавом кровь, капавшую на нагрудный рюкзак.
– Так что же: с одного раза усвоил, или требуется повторение?
– Не требуется… всё понял… Стрелок… запомнил…
– Вот и славно. В другой раз получишь прикладом по зубам. Если они к тому моменту останутся. Пшёл в строй! Нет, замыкающим. И не капай своим компотом на землю, не то псы по следам пойдут. Утирайся или сглатывай.
Стрелок даже не посмотрел на Старика, словно того не было. Но Старик, как, впрочем и остальные, прекрасно понимал, что ситуация складывается не лучшим образом.
– Гад…-прошептал Тихоня, становясь в хвосте колонны. -Ох, и гад же… Псих сумасшедший…
– Прости. -угрюмо сказал Старик.
– Причём тут ты… Я об этом…
Стрелок глядел на строй носильщиков и пытался разобраться в своих странных предчувствиях. Зона наделила его редкой способностью замечать то, что оставалось вне поля внимания прочих. Он обнаруживал скрытые от других аномалии, секундой раньше реагировал на опасности и успешнее преодолевал препятствия. Верно, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке, да и то лишь для второй мыши. Зона ничего не даёт даром. Как там у Ломоносова: «Ежели где что прибудет, оное в другом месте в том же числе убудет»? Несколько настораживало то, что Стрелок не замечал за собой ничего «убывшего», того, чем пришлось заплатить за дар Зоны. Но это уже дело другое… А что же сейчас? Интуиция, которой пренебрегать никак не следовало, подавала сигналы тревоги, настраивала против совершенно безобидного с точки зрения обычной логики Старика. Почему? В чём дело? От всех этих ощущений скапливался в сознании какой-то неприятный осадок, вроде песка в отлаженном механизме.
– Что? – спросил Стрелок, придя в себя.
– Я спросил, закурить перед дорогой можно?
– Да, Бобёр – сказал разведчик, -конечно. Минуты три ещё постоим.
Бобёр, с трудом вытащил сигарету из внутреннего кармана и, разминая ее, уставился в прохладный и розовый утренний туман. Мгла не таяла со временем, напротив, густела, уплотнялась.
– Бррр… -содрогнулся Самовар. -Сыровато. Оставь пару затяжек.
Бобёр, кивнул, выпустил сизое облако дыма и протянул окурок.
– 'Минздрав предупреждает'… -заметил Стрелок. -Оздоровились? Тогда по местам. Автоматы никто не вздумал на предохранители ставить? Отлично. Посмотрите на клёны. Возьмите на ладонь влево от сгоревшего Штопора… Взяли? Отметили точку? Ну, приблизительно там, где ветки погуще… Вот туда и шевелимся. За мной!
Теперь они шагали по сырой земле, поросшей жирной темно-зелёной травой с толстыми стеблями и круглыми листьями на них. Мутировавший клевер? С каждым шагом под ногами становилось все больше воды и скоро они шли вновь по грязи и лужам. А на выученной наизусть карте полувековой давности везде здесь – сухой луг, подумал Старик. Плохо. Можно крупно промахнуться, слепо доверяясь карте.
Старик держал правую руку на шейке своего ППШ, висящего стволом влево и вниз. Перед глазами мерно колыхался раздутый рюкзак Тихони. На выцветшем брезенте блестели капельки осевшего тумана. Парень шагал легко, уверенно. Так, словно и не было двенадцатичасового изнуряюще медленного движения, утомительной получасовой ночи в машине времени, напряжения всех органов чувств, от которого каждая артерия наполнялась тяжелой вязкой ртутью усталости. Словно и не получал по физиономии от Стрелка. Молодость…
Старик понимал, что заученная наизусть карта только приблизительно соответствует действительности, но она постоянно всплывала в памяти. Сейчас тянется в обе стороны заросшая карликовыми топольками и кленами равнина, за ней – покатая возвышенность, с которой уже должна быть видна Лукьяновка. И еще он знал, что они должны пройти мимо большого шлакоотвала. Он знаменит тем, что наблюдатели с ближайшей башни на стене отмечали в его районе непонятное сиреневое свечение.
Туман быстро оседал. Вот он уже по горло и над мутно-розовым одеялом видны впереди только головы: одна в шлеме, шесть в капюшонах. Потом туман опустился по пояс. Затем сгустился в тяжелые струи, лёг еще ниже. Носильщики теперь шли по колено в слабо клубящейся полупрозрачной мути. Тянуло прелью, от темных пятен слева припахивало давней падалью. Пятна приобретали очертания человеческих тел. Ташкент издал сдавленное мычание. Когда ветерок слегка поколебал тающее одеяло тумана,
