– Да кому нужны эти формальности, – махнула Яна рукой.

– Смотрю я на тебя, Яна, и думаю, ты у меня родилась уже с приветом из-за того, что я по сцене с животом скакала, или уже потом с тобой что случилось? – задумалась Люся.

– Куда уж мне до твоей совершенной Алевтины?! Между прочим в меня был влюблен князь, настоящий князь из Чехии, живущий в старинном замке! К тому же он красив, словно древнегреческий бог! – выдала Яна ценную информацию, которой иногда в минуты нахлынувших воспоминаний согревала свое сердце.

– Вот в это мне верится с трудом… хотя, если предположить, что он был слабоумным, потому что среди аристократов распространены браки между родственниками, а это потом приводит к весьма плачевным последствиям…

– Он не дурак! Мама, прекрати! Он учился в Англии и знает пять языков. Он общался со мной на чистом русском языке, с родителями он разговаривал на чешском и французском, с друзьями – на английском, а с некоторыми деловыми партнерами Карл Штольберг использовал немецкий язык!

– Карл Штольберг… – задумалась Люся. – Если он так идеален, как ты говоришь, он бы подошел в женихи Алевтине. Вот была бы пара! Он бы вытянул эту принцессу из нашей клоаки!

– Люся, что ты говоришь! Он любил меня!

– А ты что же не ответила взаимностью? – рассеянно спросила Люся, погрузившись в идею свадьбы своей любимицы и настоящего князя.

– У меня был Ричард… а к Карлу я чувствовала большую симпатию.

– Естественно, ты там ощущала себя не в своей тарелке. Ты бы не вписалась в аристократическое общество.

– Твоя Алевтина бы вписалась! – зло выпалила Яна, уже заочно ненавидя эту выскочку.

– Она да! Она сыграет, что надо!

– Мама, жизнь – это не игра.

– Это большое заблуждение, поверь мне.

– Что ты хочешь, чтобы я отдала Карла Штольберга Алевтине? Мы с ним год не общались. Я решила ему не звонить, чтобы не бередить былую рану.

– Год – это не срок для настоящей любви, – прервала ее Людмила.

– У нас ничего серьезного не было, возможно, он уже женат. А может быть, Карл уже забыл меня, как страшный сон?

– Вот это ближе к правде.

– Мама, ты совсем не любишь меня? – спросила Яна. – Для тебя важнее судьба какой-то Алевтины?

– О какой любви ты говоришь? Тебе за тридцать! – проговорила Люся и огляделась по сторонам уютной, гостевой комнаты. – Ты устроена в жизни, у тебя замечательный любимый мужчина, сын, работа. Что тебе еще нужно? А этой девочке некому помочь… И если ей суждено стать моей преемницей и загубить свой талант в нашем театре, я готова помочь ей, чем смогу!

– Карлом Штольбергом?

– Да при чем тут твой князь! Я вообще его не имела в виду. Ты сама завела разговор о Карле, видимо, где-то сидят мысли о чужеземном красавце!

Яна покраснела.

– Ты же не даешь мне и слова сказать, завелась с полуоборота при разговоре о своих мужчинах. Мне надо спасать Алю!

– Спасать? – переспросила Яна, сбрасывая былые воспоминания о несостоявшемся по ее вине или силе воли романе, она сама еще не решила.

– Ее жизни угрожает опасность! – твердо сказала Люся и выдержала театральную паузу, чтобы оценить произведенный эффект. – Вот мы и подошли к самому главному в моем повествовании. Аля девушка улыбчивая, в меру общительная, и в целом труппа артистов приняла ее хорошо. Ты же знаешь, что у нас особо злобствующих нет, не считая Аллы Демидовны, которая родилась еще при царе Горохе и все мнит себя королевой. Она не только Алевтину, она никого моложе пятидесяти лет не воспринимает. Аля, как я уже сказала, стала жить при нашем театре, подобрала на улице маленького котенка и взяла его к себе в комнату. Я, каюсь, наведывалась к ней в гости и приглашала к себе. Знаю, что и режиссер приходил к ней посмотреть, как она устроилась, и Васька Полосов, чтобы предложить свои интимные услуги, но получил от ворот поворот. Однажды, отыграв спектакль, в котором Алевтина не была занята, я решила зайти к ней на чашечку чая, чтобы отдохнуть. Когда я подошла к двери Алиной комнаты, я услышала, как она плачет. Я постучала, она сказала, чтобы я подождала минуту, и открыла дверь уже с улыбкой, но глаза оставались заплаканными. Я спросила ее, что случилось? Алевтина долго не хотела признаваться, а затем расплакалась и показала мне записку, написанную красными чернилами: «Убирайся отсюда! Это мое последнее предупреждение. Не уберешься, умрешь с последним боем курантов в новогоднюю ночь». Я стала ее успокаивать, говорить, что это просто кто-то глупо пошутил, что не надо обращать внимания на чьи-то детские выходки.

– Правильно сказала, – согласилась Яна.

– Правильно, да… – мать Яны сверкнула глазами. – Пока мне не показали отрезанную голову котенка Алиного и не объяснили, что письмо, вернее, эта записка была написана его кровью.

Яна содрогнулась.

– Какой зверь это мог сделать?!

– Я не знаю, и Аля не знает. Она даже не подозревает никого. Конечно, можно исходить от самого негативно настроенного человека, то есть Аллы Демидовны, но я-то знаю ее тридцать лет и даже предположить, что она из ненависти к молодой актрисе убила котенка, категорически не могу! У нее дома