не звонил, а ей не хватало его жизнелюбия, рассудительности и хладнокровия. Она продолжала скучать по нему.
В один из обычных дней Ева Дмитриевна, как всегда, допоздна задержалась на кафедре. Ей не хотелось идти домой и вступать в перепалку с мамой, вернувшейся из санатория и первым делом поинтересовавшейся:
– А где Дмитрий? Понятно… Здесь у тебя тоже не получилось! Как ты можешь преподавать, если совершенно не умеешь ладить с людьми?
Ева закончила работу над графиком, сняла очки, глаза сильно слезились от усталости. Она, вздохнув, захлопнула папку, вышла и закрыла кабинет. Дежурная вахтерша тетя Зина приняла у нее ключи.
– Давно не виделись, Ева Дмитриевна. Я уже привыкла, что вы уходите последней из института. Наконец-то и вы съездили в отпуск. Так похорошели, помолодели, с красивым загаром!
– Спасибо, тетя Зина.
– Может быть, еще и на свадьбе вашей погуляем? Уж кто и заслуживает счастья, так это вы!
Ева еще раз поблагодарила вахтершу и вышла на улицу. Серый асфальт был абсолютно мокрый от непрекращающегося дождя, улица безлюдна. Она открыла черный мужской зонт и направилась к своему автомобилю на стоянку. Краем глаза она заметила старенькую машину Евгения Ильича.
«Значит, патологоанатом опять ночует на кафедре. Надо бы зайти к Евгению, поговорить, а то толком и не виделись после приезда из Болгарии», – подумала она и застучала каблуками в сторону здания анатомички.
На ее долгий, настойчивый стук дверь наконец-то открылась, и в проеме показалось небритое лицо Евгения Ильича.
– Ева?! Рад вас видеть, проходите, пожалуйста…
Она подняла ногу, чтобы переступить порог, но замерла на месте, так как увидела взгляд доктора, устремленный поверх ее головы. В нем были ужас, недоумение и страх…
«Неужели я так плохо выгляжу»? – подумала девушка.
– Ева, пожар!!
– Что? – не поняла она.
– Смотри! Пожар! Третий этаж, левое крыло… кафедра микробиологии!
Ева проследила за его взглядом, подняла зонтик, и струи дождя умыли ее лицо. Из окна кафедры микробиологии валил черный дым.
– Не стой! Беги к вахтеру, вызовите пожарных! – вывел ее из оцепенения Евгений.
Патологоанатом хлопнул дверью и понесся в тапках по лужам к корпусу института, Ева еле поспевала за ним. В холле они разделились, Евгений помчался по лестнице на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки, а Ева кинулась в вестибюль к столу вахтера. Она не сразу разбудила уже прилегшую спать на кожаном диванчике тетю Зину, по совместительству и ночного сторожа. Дрожащими пальцами набрала нужный номер телефона, путано объяснив опасную ситуацию. Когда Ева с чувством выполненного долга бросилась на подмогу Евгению Ильичу, дым спускался мутными, желтоватыми клубами вниз по лестнице. Евгений Ильич метался по коридору, покрытому старым линолеумом, из одной двери в другую.
– Не подходи близко! – крикнул он Еве. – Возгорание в кабинете профессора. Что могу, то спасу!
Когда приехали пожарные, то две учебные комнаты и кабинет заведующего кафедрой выгорели полностью. В довершение всего спасатели залили пеной все помещения кафедры микробиологии и располагающейся под ней кафедры физики. Фактически вся мебель, стеллажи с книгами и учебные пособия сгорели в огне. Евгений Ильич вынес только какую-то картонную коробку, куда скинул все бумаги и документы, попадавшиеся ему на столе и в ящиках стола Льва Леонидовича.
На другой день, когда следователь после разговора с экспертами сообщил сотрудникам института, что на кафедре микробиологии был совершен поджог, все впали в шоковое состояние.
– Поджог?! Кому это надо?!
– Это главный вопрос, на который мы должны ответить, – согласился следователь Тарасов Степан Олегович, которому поручили это дело.
– Может быть, это происки какого-нибудь студента, которому поставили двойку по микробиологии? – предположила пожилая дама из деканата стоматологического факультета.
– Мы рассмотрим все версии. Тем более что заведующий этой кафедрой находится в болгарской тюрьме, – сказал Тарасов.
– Это недоразумение! – твердо проговорила все та же дама. – Все мы уверены, что Лев Леонидович ни в чем не виноват!
«Действительно, странное совпадение», – мысленно согласилась со следователем Ева.
Татьяна Коршунова, присутствующая на собрании, казалось, не проявляла к происходящему никакого интереса. Она знала, что доживает в этом институте последние дни. На кафедре все ее тихо ненавидели, и держалась она там только за счет мужа. Теперь, когда Лев Леонидович оказался в тюрьме и никто не мог сказать, на какой срок, конечно же, изберут нового заведующего. Таня знала, что первый приказ, который подпишет его преемник, кого бы ни избрали, будет приказ об ее отчислении, поэтому ей было все равно. Она не горевала: ей остались квартира, дача, кое-какие сбережения в домашнем сейфе.
– Если у кого-нибудь появятся какие-то сведения о поджоге, просьба сообщить в милицию, – закончил воззвание к цвету русской интеллигенции Степан Олегович.
– Аминь! – процедила сквозь зубы Татьяна и после собрания подошла к Еве: – Вот нет у тебя ни элегантности, ни шарма, как у твоего брата-стилиста!
– Это еще почему?