– Полностью с тобой согласна.

– Профессор, явно не дружащий с головой, который удар ножом в грудь жены называет всего лишь неприятностью и вообще мало интересуется состоянием супруги, перенесшей операцию, – проговорил Дмитрий.

– Наш прожорливый Глеб, который тоже мало напоминает грустного воздыхателя, у которого чуть не придушили и утопили подругу, – вторила брату Ева.

– Юрий, ненавидящий альфонса своей племянницы и готовый его убить, к тому же не состоявшийся как авторитетный родственник для Кристины.

– Ты еще не все знаешь. Юрий пострадал дважды, Татьяна была его любовницей, – сообщила Ева.

– Очень мило. У нас в доме собрались и муж, и любовник, круг замкнулся. Не доведет до добра такое соседство.

Они переглянулись: свидетелем их разговора стал мраморный памятник сыну болгарской королевы, который фактически убил свою мать и у которого она за это просила прощения.

Здание больницы было большим и старым. Капитального ремонта не проводилось со времен социализма, хотя оборудование обновлялось не раз, и больница в целом считалась неплохой, современно оснащенной.

Татьяна Коршунова лежала в отделении хирургии с повязкой на грудной клетке и с отсутствующим взглядом. Иван Костов зашел в ее палату в мятом медицинском халате, который, видимо, специально подобрали к его мятому костюму.

– Как себя чувствует мадам Коршунова?

– Превосходно! Что за глупый вопрос?! Как себя может чувствовать женщина, которой поранили такой важный и нежный орган – грудь? – ответила она, приподнимаясь на подушках и машинально ища пудреницу на прикроватной тумбочке.

– Главное, что вы остались живы, а убийцу, вернее, покушавшегося мы скоро найдем. Вы не хотите мне больше ничего сказать, Татьяна?

– По-моему, я вам уже все сказала, – поправила прическу Таня.

– Может быть, вы все-таки вспомните, почему оказались на пляже? – спросил полицейский.

– Я уже отвечала на этот вопрос. Гуляла, или это подразумевает что-то противозаконное? – с вызовом в голосе ответила она.

Лежала она одна в большой палате как иностранная гостья. Окна комнаты выходили на гору, покрытую зеленой растительностью, своей вершиной уходящую в синеву неба.

– У меня появились показания, что в тот злополучный день вы ждали на пляже Дмитрия Парамонова.

– Ну и что? Я могу засвидетельствовать, что его там не было, – ответила Таня, нисколько не смутившись.

– Вы же утверждали, что не видели нападавшего, почему вы думаете, что им не мог быть Дмитрий?

– Хотя бы потому, что в это время он спасал нашу студентку Кристину. Она, между прочим, уже навещала меня и все рассказала.

– Умные девочки, – усмехнулся Иван Костов.

– Почему вы подозреваете Диму?

– Мне кажется странным, что во всех происшествиях за последнее время в нашем курортном местечке он всегда выступает в главной роли.

– Парню просто не повезло… а вообще, он душка!

– Татьяна, а что означают ваши слова «это не я»? Что «не я»? – спросил следователь.

– А когда я такое сказала?

– Тогда, когда Ева вас обнаружила.

– Да я не помню… я бредила, наверное.

– Напрягите память, – настойчиво попросил Иван.

– Это не я… – задумчиво повторила Татьяна. – Возможно, увидев подругу, я захотела сказать ей что-то важное и волнующее меня… Это не я… А! Когда мы здесь на курорте неожиданно встретились, Ева обвинила меня в том, что я слежу за ней и Юрием.

– А при чем здесь Юрий?

– А вы не понимаете?! Или у такой красивой женщины не может быть приключений на любовном фронте? – приняла позу Татьяна.

– Ну, вы смелая женщина! Это при живом-то муже?

– Моем козлике? – уточнила она. – Он не более опасен, чем ягненок. Так вот, я хотела объяснить подруге, что я к этому не причастна. Это не я, а мой муж притащил меня сюда в отпуск. Встреча с Евой и Юрием для меня оказалась полной неожиданностью. А мой ослик…

– Кто? – запутался в зоологических кличках профессора Костов.

– Лев Леонидович не хочет ничего менять в своей жизни, не хочет испытывать какие-то новые ощущения, не хочет посещать современные курорты. Мой муж как привык, при социализме, от профкома