фактически никакой одежды, он удивленно вытаращил глаза и нажал кнопку селектора.

– Галя… а… это, как его…

– Что?

– Григорий на месте?

– Они все на месте, – ответила Галя.

– В смысле? Кто… они? – До Никиты никак не доходило.

– Григорий и его две фотомодели, извините, – продолжала нервировать шефа его секретарша, постоянно произнося извинения.

– Пригласи-ка их всех ко мне, – попросил он, расстегивая ворот рубашки.

– Простите, шеф, но я их будить не буду, идите сами.

– Что значит будить?

– Идите и посмотрите, – ответила Галя, хихикнув.

Никита, сильно заинтригованный репликой секретарши, вышел из кабинета и прошел в фотолабораторию Григория. Там в тяжелом запахе перегара на кожаном диване под ворохом снятой одежды лежали три тела. Раздавалось чье-то мирное похрапывание. Никита резко распахнул темные шторы и громко произнес:

– Рота, подъем!

Лена вздрогнула и поморщилась.

– Где я? Кто тут?

– Вставайте, вставайте, – продолжал командовать Никита.

– Я опять опоздала на работу? – спросила Лена, усаживаясь на диване.

– Ты не уходила с нее, – усмехнулся Никита, разглядывая ее помятое лицо и худую фигуру в лифчике и юбке.

– Да? А что здесь было? – проморгалась она, глядя на шевелящихся Иру и Гришу.

На полу студии валялась одежда двух дам, жаждущих замужества, и две пустые бутылки.

– Шеф? – поднял на Никиту заспанное лицо Гриша.

– Я хотел бы уточнить, что у вас здесь произошло? – спросил Никита.

– Да я не помню ничего… Нет, вспомнил! Я женюсь! – радостно сообщил фотограф.

– На ком?

– На Лене, – показал он рукой на нее. – Необыкновенная женщина, просто мечта!

– Лена вчера вечером хотела выйти замуж за меня, – вполне серьезно произнес Никита.

Лена посмотрела на него и увидела, что он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– Да? Я вчера много чего кому-то обещала… – пробубнила она. – Хоть ничего не было?

– Обижаешь, чтобы я воспользовался состоянием женщины! – выпятил грудь колесом Гриша. – Да, честно говоря, я и сам был не в состоянии на эротические подвиги.

– Да… хорошей бы ты была женой… – протянул Никита, подавая Лене блузку.

– Это я у вас в фирме так распоясалась! На меня ты повлиял так разрушающе и аморально, – надулась она, пытаясь пригладить растрепанные волосы.

– Гриша, что здесь было? – строго обратился к фотографу Никита.

– Обычная фотосессия. Девочки были уже навеселе, но все равно комплексовали. Ну и выпили для храбрости… Вот зачем я, дурак, с ними нажрался, сам не пойму. Бес попутал! Впервые со мной такое, ты же знаешь, Никита! Лена на меня повлияла, ее зеленые, колдовские глаза…

– А обнаженка когда пошла? После какой рюмки? – все так же беззвучно трясясь от хохота, спросил Никита.

– Какая обнаженка? – ахнула Лена, вставая на ноги и пытаясь разгладить весьма гофрированную юбку, которая вчера такой не была.

– Где вы с Ириной, нашей многоуважаемой клиенткой, снялись фактически в неглиже, только не пойму, для чего? У меня приличное агентство, и оформлением порносайтов я не занимаюсь, – заметил шеф агентства со всем возможным сарказмом.

– Это исключительно для семейного альбома, – заверила этого несносного типа, своего теперешнего начальника, Лена, заметно краснея. Ее нежная кожа была очень чувствительной, как у многих рыжеволосых людей.

Ирина, все это время сидевшая в ворохе одежды и смотревшая на Никиту круглыми глазами, вздрогнула и прошептала:

– Мамочки…

Никита проследил за ее взглядом, оглянулся и вздрогнул. В дверях фотолаборатории, словно каменное, скорбное изваяние, стояла Светлана Валентиновна, мама Иры, собственной персоной. Она оторвалась от двери и приблизилась к ним. Губы ее, плотно сжатые в подковку, разлепились.

– Что я слышу, дочь? Вот я и дожила на старости лет до позора!