равновесии на краю мироздания.

Последний кадр пленки прожужжал в фотоаппарате, и моторчик умолк.

Кэт быстро взглянула на солнце и яхту. У нее не осталось времени, чтобы перезарядить пленку, да и света уже не хватало. Печально опустив фотоаппарат, она наблюдала за изящной яхтой в сгущающихся сумерках.

Лишь когда судно растворилось в темноте, Кэт заметила, что боль в ступне усилилась, а руки дрожат от усталости.

– Все, оно исчезло, – сказала Кэт.

Трэвис видел ее глаза, светящиеся от напряжения, слышал голос, тихий и меланхоличный, как опускающаяся на землю ночь.

– О Боже, – прошептала она, – как замечательно плавать на таком судне по всему миру! Эта дуга – олицетворение красоты.

Трэвис разозлился.

“И она такая же, как все женщины, а ведь могла бы получить от меня все и без подобных хитростей”.

Рядом кричала чайка, разрушив магические чары, завладевшие воображением Кэт. Она посмотрела на Трэвиса. Он держался отчужденно.

– Разве ты не видел? – спросила она. – Ничего красивее этой яхты невозможно создать! Когда-нибудь я сделаю фотографию, достойную этого судна. А потом разобью свои фотоаппараты.

Трэвис молчал, разочарованный открытием, что Кэт во всем похожа на других женщин. Это причинило ему боль. Привело в ярость.

“Снова одурачен, – горько сказал себе Трэвис. – А я только-только поздравил себя с тем, что нашел женщину, которая заинтересовалась мной, как человеком, ничего не зная о размере моего банковского счета. Мне нужно лучше разбираться в женщинах”.

– Трэвис?

Он молчал.

Кэт снова посмотрела на него, удивляясь, почему вдруг Трэвис стал таким чужим и суровым. Вспомнив свои недавние слова, она впервые за несколько лет покраснела и смущенно засмеялась.

– Извини, – тихо сказала Кэт. – Далеко не всех так чарует образ свободы и игра света и тени.

Трэвис по-прежнему молчал. “Но я же едва знаю ее. Почему же меня так волнует эта очередная лживая охотница за золотом?”

Кэт слегка улыбнулась, пытаясь разгадать выражение его лица.

– Но вообще-то я не сумасшедшая. Такое со мной случается не часто, я просто никогда не видела такой совершенной красоты.

Выражение глаз Трэвиса напоминало глубокие сумерки – в них были тайна, темнота и еще что-то мрачное, чему она не знала названия.

– Трэвис? – прошептала Кэт.

Он крепко, до боли сжал ее руку.

– Какую игру ты придумала? – резко спросил он. Ничего не понимающая Кэт заметила, что от него нисходит такой же холод, как от ветра, поднимающегося со стороны потемневшего моря. Надежное мужское тепло исчезло, словно его никогда и не было. И тут Кэт почувствовала страшную усталость. Она едва стояла на ногах. “Нет, – подумала она. – Я не могу сейчас уставать, пока не могу. Осталось потерпеть еще четыре, месяца”.

В январе Кэт наконец позволит себе заползти в кровать и, натянув одеяло, проспит целый год. А до этого она должна делать то, что делает. Одна работа сменялась другой, более тяжелой. Ей придется вытерпеть это, ибо выбора нет. На долю Кэт однажды уже выпали мучительные испытания. Теперь надо работать до седьмого пота, чтобы снова не попасть в беду.

В этот раз Кэт могла рассчитывать только на себя.

– Я не играю ни в какую игру, – возразила она, – и слишком устала для игр. Я просто увидела нечто невероятное, и мне захотелось с кем-нибудь этим поделиться. Вот и все.

Трэвис не сказал ни слова.

Кэт вдруг поняла, что его лицо выражает презрение.

– Я ошиблась. – Она попыталась отойти от него. Но большая мужская рука удержала ее.

– Назови мою фамилию, – потребовал Трэвис.

– Я не знаю ее.

– Догадайся.

– Я уже сказала, что слишком устала для игр. – Кэт снова дернула руку, но Трэвис сжимал ее железной хваткой. Она, прищурившись, посмотрела на него.

– Смит? – предположила Кэт. – Нет? Может, Джонсон? Или Джонс? – Затем резко рванула свою руку, но Трэвис не выпустил ее.

– Смит, Джонсон и Джонс – три самые распространенные фамилии в англоязычных семьях, – заявила она. – Если я ошиблась, то гадать дальше бесполезно.

Трэвис заметил ее злость. Он и сам испытывал что-то похожее на ярость животного, которое жаждет воды, а когда наконец находит ее, обнаруживает, что она отравлена.

Кэт снова задрожала. Вечернее тепло уже растаяло в ночи так же, как и краски дня.

– Наверное, ты не знаешь и названия судна, – холодно заметил Трэвис.

– Мой объектив, конечно, очень мощный, но даже он не позволяет прочитать название на расстоянии полумили против солнца.

Трэвис пристально смотрел ей в глаза. Он страстно хотел поверить Кэт, но боялся снова ошибиться. Цена такой ошибки казалась ему непомерно высокой.

Нельзя же так рисковать только потому, что неверно истолковал намерения женщины!

Серые глаза Кэт холодно наблюдали за Трэвисом. Постепенно его лицо смягчилось, и тиски на ее запястье разжались. Кончики пальцев Трэвиса теперь перемещались по коже Кэт, как крылья бабочки, Кэт затрепетала от этих нежных прикосновений. Ей показалось, что ни один мужчина никогда по-настоящему не ласкал ее.

– Если бы это судно было твоим, – тихо сказал Трэвис, – то как бы ты назвала его?

– “Свобода”.

– Неужели твой мир – тюрьма, Кэт?

– Не всегда, но следующие несколько месяцев, наверное, будут тяжелыми для меня.

Трэвис вытащил ключ из мокрого кармана своих шорт и отпер дверь белого дома.

– Расскажешь мне об этом, пока я займусь твоей ногой.

Не ожидая ответа, Трэвис подхватил фотооборудование и жестом пригласил Кэт войти.

Она колебалась только мгновение. Его перемены настроения, конечно, внушали беспокойство, но, в сущности, они ничуть не хуже ее безрассудной увлеченности фотографией и не страшнее лепета о свободе и олицетворении красоты.

Войдя, Кэт почувствовала больной ногой холод неглазурованной керамической плитки в прихожей.

Когда они с Трэвисом оказались в роскошном холле, под ногами заскрипел песок. Кэт посмотрела на свои испачканные в песке ноги, потом перевела взгляд на бледно-розовый ковер, лежащий за белой мраморной плиткой.

– Мы испортим твой ковер, – сказала она.

– Возможно. Но Линда заверила меня, что мне не удастся причинить дому больший ущерб, чем это уже сделали гости на ее вечеринках. В лучшем случае удастся это повторить.

Кэт сразу заметила обилие розового цвета, но на ее взгляд, все в доме выглядело безупречно.

–Ты уверен?

– Конечно. Ты не бывала на вечеринках у моей кузины?

– Нет, я живу по соседству только шесть месяцев, но про вечеринки… гм… мм… твоей кузины в Лагуне ходят легенды.

– Представляю себе. Но поскольку моя кузина уже шесть месяцев в Лондоне, сейчас здесь, по- видимому, довольно тихо.