В глазах Уиттикома был ужас. Он оглядел всех и ни в ком не увидел ни капли сочувствия. В другой ситуации все бы посмеялись над его нелепым видом. Но сейчас никому не хотелось смеяться.

Уиттиком опять взглянул на Вейна, судорожно сглотнул и, всхлипнув, попросил:

— Не бейте меня…

Вейн, прищурившись, смотрел на него, а потом сокрушенно покачал головой. Расслабившись, он отошел в сторону.

— Трус, — бросил он через плечо, — до мозга костей. Вердикт был встречен одобрительными возгласами. Протолкавшись через толпу, Дагган сгреб Уиттикома за ворот рубашки.

— Я запру его в подвале, хорошо? — обратился он к Вейну.

Вейн посмотрел на Минни. Та лишь кивнула. Элис проводила брата мстительным взглядом, рассмеялась и помахала ему:

— Пошел прочь, братец! Все эти месяцы ты мечтал заглянуть в подвал — вот и наслаждайся! — Она ехидно захихикала.

Агата Чедуик тронула Минни за руку.

— Позвольте мне. — Она с величественным видом приблизилась к Элис. — Анджела.

На этот раз Анджела не медлила. Она решительным шагом подошла к креслу, и они вместе с матерью, взяв Элис за руки, подняли ее.

— Идем. — Миссис Чедуик направилась к двери. Элис переводила взгляд с одной на другую.

— Вы привезли моего слона? Он мой.

— Его везут из Лондона. — Агата Чедуик обратилась к Минни: — Мы запрем ее в комнате.

Минни кивнула.

Все посмотрели им вслед. Едва дверь за ними закрылась, Минни устало привалилась к Тиммз. Из нее будто выкачали воздух. Вейн тихо чертыхнулся и, не спрашивая позволения, подхватил Минни на руки и усадил в освободившееся после Элис кресло.

Минни благодарно улыбнулась ему:

— Со мной все в порядке, просто я переволновалась. Но мне понравилось, как летел Уиттиком.

Успокоенный ее улыбкой, Вейн отошел, и его место заняла Пейшенс.

Эдит Суитинс тоже, видимо, переволновалась, и Эдгар усадил ее в соседнее кресло. Устроившись, она улыбнулась Вейну:

— Я впервые в жизни видела, как бьют кулаком в челюсть, — это было впечатляюще. — Порывшись в сумке, Эдит вытащила два флакончика с нюхательной солью и один протянула Минни. — Я думала, что потеряла его много лет назад, но на прошлой неделе он едва не вывалился из моей сумки.

Эдит понюхала флакончик и хитро посмотрела на Вейна. А тот понял, что еще не разучился краснеть. Он огляделся по сторонам и увидел, что Генерал и Джерард о чем-то совещаются.

— Обсуждаем диспозицию, понимаете ли. Слуг нет, а мы еще не ужинали.

Это замечание послужило сигналом к действию: все принялись разводить огонь в комнатах, расстилать постели и готовить ужин. Каждый внес свою лепту, правда, не без помощи Гришема, Даггана и двух горничных.

Так как в гостиной камин затопить не успели, дамы после ужина остались за столом. В столовой царил дух товарищества, все оживленно делились своими впечатлениями о событиях последних недель.

— Как ты собираешься поступить с ними? — спросила у Минни Тиммз, когда зевота стала все чаще перебивать рассказчиков.

Все затихли. Миини поморщилась:

— Их действительно жалко. Я поговорю с ними завтра, но думаю, я не смогу вышвырнуть их на улицу, просто из христианского милосердия. Во всяком случае, сейчас, когда идет снег.

— Снег? — Эдмонд встал и раздвинул шторы. За окном кружились пушистые снежинки. — Гм, забавно!

Вейн не видел в этом ничего забавного. У него были кое-какие планы, и снег только мешал им. Он повернулся к сидевшей рядом Пейшенс, улыбнулся и допил остатки портвейна. Вряд ли судьба будет так уж жестока.

Обойдя еще раз огромный дом, он поднялся по лестнице. Стояла полная тишина. Казалось, что единственными живыми существами были он и Мист, бежавшая впереди него. Она захотела сопровождать его в этом обходе. Когда он вышел во двор через заднюю дверь, она исчезла во мраке и вернулась через несколько минут, отфыркиваясь от снежинок.

Вейн следовал за Мист вверх по лестнице, по галерее, снова по лестнице, по коридору. Он открыл дверь в свою комнату, и Мист проскочила внутрь.

Усмехнувшись, Вейн прошел за ней и только тогда вспомнил, что собирался зайти к Пейшенс. Он хотел уже позвать Мист — и вдруг увидел Пейшенс, дремавшую в кресле у камина.

Вейн закрыл дверь. Мист разбудила Пейшенс, опередив его. Она открыла глаза, улыбнулась, встала и пошла в его раскрытые объятия.

— Я люблю тебя. — Ее глаза сияли.

— Знаю. — Вейн нежно поцеловал ее.

— Неужели это было так очевидно? — Пейшенс с жаром ответила на его поцелуй.

— Да. Эта часть уравнения не вызывала сомнений. — Он покрыл ее лицо легкими поцелуями. — Так же, как и другая. С того момента, когда я впервые обнял тебя.

Другая часть уравнения — это его чувства к ней. Пейшенс немного отстранилась и погладила его по щеке.

— Мне нужно было знать.

В его глазах вспыхнул огонь желания.

— Теперь ты знаешь. — Он снова поцеловал ее. — Кстати, никогда не забывай об этом.

Пейшенс рассмеялась:

— Тебе придется постоянно мне напоминать.

— О, с удовольствием! Каждое утро и каждую ночь.

Эти слова прозвучали как клятва, как обет. Пейшенс нашла его губы и целовала до тех пор, пока у нее не закружилась голова. Вейн оторвался от нее и, обняв за плечи, повел к кровати.

— Теоретически тебя здесь быть не должно.

— Почему? Какая разница, в твоей кровати или в моей?

— Большая, по меркам слуг. Они спокойно отреагируют на мужчину, бродящего по дому в ранний час. Но вид дамы, появившейся на лестнице в одной ночной рубашке на рассвете, вызовет множество домыслов.

— Ах! — с наигранной озабоченностью воскликнула Пейшенс. — Но я буду одета. У них не будет повода для домыслов.

— А как же твоя прическа?

— Прическа? — переспросила Пейшенс. — Тебе придется помочь мне. Думаю, «элегантные джентльмены», такие, как ты, рано приобретают очень полезные навыки.

— Вовсе нет. — Вейн принялся вытаскивать шпильки. — Мы повесы высшего ранга… — Расшвыряв шпильки во все стороны, он распустил ей волосы и, довольно улыбаясь, прижал к себе. — Мы большую часть времени посвящаем другим делам, например, вынимаем шпильки. И снимаем с дам одежду. Укладываем их в постель. Ну и делаем еще кое-что.

Что он и продемонстрировал, причем очень эффектно. Вейн широко раздвинул ей ноги и вошел в нее. Пейшенс тихо вскрикнула. Он двигался в ней, утверждая свое право на нее, выходил и снова входил. Опершись на руки, он вздымался над ней, а Пейшенс извивалась под ним. Когда он наклонился и поцеловал ее, она страстно впилась в его губы и приникла к нему всем телом.

Оторвавшись от нее, Вейн прошептал:

— Своим телом я поклоняюсь тебе. Своим сердцем я восхищаюсь тобой. Я люблю тебя! И я согласен повторять это хоть тысячу раз, если хочешь. Но при условии, что ты станешь моей женой.

— Стану…

В течение следующего часа больше ни одно слово не сорвалось с их губ. Тишину комнаты нарушали шорох простыней, тихие стоны и судорожные вздохи. И наконец прозвучал сладостный вскрик.