тяжелого гранатового шелка, как всегда скромного покроя, и поехала вместе с матерью на ужин к лорду Монтфорду.

Его милость считался отшельником и был великим филантропом. Он заинтересовался приютом и выразил желание побеседовать с ней и ее матерью: собственно говоря, именно поэтому и устраивал этот ужин.

Лорд Монтфорд жил неподалеку от Пиккадилли. Женщин приветствовал сам хозяин: кругленький, добродушный джентльмен, к которому Пенелопа воспылала немедленной симпатией.

Поздоровавшись с дамами, лорд Монтфорд сам повел их в гостиную:

– Надеюсь, вы знакомы с остальными гостями, – объявил он, весело блестя глазами. Пенелопа даже не удивилась, увидев Барнаби, учтиво поднявшегося при их появлении. Кроме них, были приглашены только лорд и леди Хэнкок, хорошие знакомые семьи Пенелопы.

Вскоре старшие уже оживленно говорили о детях, внуках и охоте, предоставив ей и Барнаби развлекаться самим.

– Ты давно знаешь его милость? – потихоньку спросила она.

– Он старый друг отца, – улыбнулся Барнаби. – Скажи, тебе приходится часто беседовать со спонсорами? Выпрашивать деньги?

– Обычно это делает Порция: она умеет обращаться с людьми. Но сейчас она в деревне, вот и переложила на меня свои обязанности. Вернется в город весной, к следующему сезону, и снова возьмет бразды правления в свои руки. Но пока что – увы…

Она драматически вздохнула.

– Ты недооцениваешь себя, – улыбнулся Барнаби. – По-моему, ты можешь быть очень убедительной, если захочешь.

Пенелопа многозначительно взглянула в сторону хозяина дома.

– Что посоветуешь?

– Будь собой, – ответил Барнаби и, поколебавшись, добавил: – Он очень проницателен, хотя по виду этого не скажешь.

– Я почему-то так и думала.

Дворецкий Монтфорда объявил, что ужин подан. Они направились в столовую. Несмотря на дорогую мебель, комната располагала к уютному времяпрепровождению. За столом завязалась оживленная беседа.

Хэнкоки уже были спонсорами приюта. Они и леди Калвертон обсуждали другие темы, что дало возможность лорду Монтфорду расспросить Пенелопу о приюте. Барнаби помалкивал, предоставив им разговаривать. У нее хватило здравого смысла отвечать на вопросы серьезно и подробно, так что собеседник смог по достоинству оценить ее незаурядный ум.

Барнаби улыбнулся, видя, как она, сама того не сознавая, обольщает Монтфорда, который, судя по всему, был счастлив поддаться ее обаянию.

Когда подали десерт, Монтфорд, очевидно, удовлетворенный тем, что узнал о приюте, стал расспрашивать Барнаби о полиции и политических интригах вокруг этого учреждения, сделав тем самым Барнаби центром общего внимания.

К его удивлению, Пенелопа приняла живое участие в беседе, выявив глубокое знание обсуждаемого предмета.

– Моя дорогая, – обратился Монтфорд к Пенелопе, – я завтра же пошлю вам чек, но, надеюсь, когда мы вернемся в город, я навещу вас, и мы обсудим наше дальнейшее сотрудничество. Я предпочитаю финансировать определенные программы практического направления, рассчитанные не на один год. И хотел бы спонсировать образовательные и обучающие программы для ваших детей.

Пенелопа, вне себя от восторга, подала ему руку.

– Вы всегда будете желанным гостем в нашем приюте, милорд. А я тем временем подумаю о введении новых программ.

Монтфорд ободряюще погладил ее по руке.

– Ваша матушка может гордиться своими дочерьми.

Он с искренней улыбкой взглянул на Барнаби.

– Должен сказать, приятно видеть вас, молодых людей знатного происхождения, из богатых семей, которые прилагают столько усилий, чтобы помочь нуждающимся. Вы, мисс Эшфорд, трудитесь в приюте, а вы, Барнаби, помогаете полиции раскрывать преступления и обличать преступников, невзирая на их положение в обществе.

Следующие его слова прозвучали благословением:

– Вы – прекрасная пара, и запомните: я ожидаю приглашения на свадьбу! – Лорд Монтфорд широко улыбнулся.

Потом он обернулся к леди Хэнкок и поэтому не заметил, что молодые люди потрясенно замолчали.

То обстоятельство, что оба потеряли дар речи при слове «свадьба», казалось многозначительным. Но Барнаби не успел ответить. В парадную дверь громко постучали. Дворецкий Монтфорда поспешил открыть и тут же вернулся с серебряным подносиком, на котором лежала записка.

– Срочное послание из Скотленд-Ярда, сэр, – объявил он, протягивая подносик Барнаби.

Барнаби развернул листок, на котором размашистым почерком Стоукса было написано всего два слова: «Игра началась».

Сунув записку в карман, он кивнул присутствующим и обратился к Монтфорду: