званий Мироновым в распоряжение командира казачьей кавалерийской бригады генерал-майора Кунакова был выслан взвод разведчиков. Филипп Козьмич, прижаливая сына, решил сам вести его. Но Никодим с такой обидой воспринял замену, что отцу поневоле пришлось уступить честь сыну.

На другой день генерал-майор Кунаков доносил:

«...Особенно отличился разъезд хорунжего Миронова, последний, пренебрегая опасностью, с целью точного выявления сил противника, наступающего от деревни Хабалино на левом фланге 7-го гусарского полка, выдвинулся вперед и погиб смертью храбрых на высоте 453».

Не сообщил только генерал, что разведка боем происходила глубокой ночью и что казаки, ходившие в разведку вместе с хорунжим Никодимом Мироновым, то ли сробели, а попросту говоря, струсили, что на них не похоже, как они впоследствии сами говорили, то ли противник их неожиданно выбил с высоты, но когда они впопыхах уходили, то в темноте не заметили, что среди них нет командира... Спохватились только в безопасном месте. Растревоженные, кинулись к Филиппу Козьмичу. Не веря в страшное предчувствие, отец рванулся к высоте. Никого не взял с собою. Один в кромешной тьме пополз на животе на проклятое место. Думал, что собою заменит целую сотню разведчиков и спасет сына. Если он жив... Конечно, жив. Разве можно предположить, что любимый сын, гордость и надежда отца, погибнет где-то на неизвестной высоте, вдали от родного дома...

Такой мысли просто еще не приходило в голову. Не замечая, как из ободранных ладоней и ногтей течет кровь, Филипп Козьмич всю оставшуюся ночь ощупывал каждую выемку, бугорок, каждый кустик этого крохотного клочка земли, где лежал сын, ожидая помощи отца. Где, может быть, разразилась всемирная катастрофа и кончилась жизнь на планете... А вокруг рвались снаряды, строчили пулеметы... Ракеты бледным светом озаряли все вокруг, после чего еще чернее становилось в глазах...

Перед рассветом отец нашел сына. Но уже холодного... Еще до конца не осознав своего горя, не потеряв здравого рассудка, Филипп Козьмич унес тело сына с вражеской территории: перешел через передний край и незаметно для себя оказался в расположении полка.

День и ночь стоял у гроба сына, не разрешая предавать земле. Погибнуть в двадцать лет... Все кончилось. Слава. Мечты. Ничего нет. Погиб юный дворянин. Донской казак. Всемирная катастрофа черным крылом задела лично его, храбрейшего из храбрых, талантливейшего разведчика русской армии. Пуля-дура настигла самого дорогого человека. Где та точка на земле, где человек может повстречаться с нею?.. И жизнь оборвется... Что такое жизнь? Зачем она?.. Кто мы в ней? Зачем живем?.. Какой смысл в страдании?.. А как же Стеше сообщить о гибели сына? Ведь у нее от горя сердце разорвется...

Филипп Козьмич долго не мог решиться написать о судьбе сына. Так долго, что жена Стеша прислала телеграмму на имя командира полка, прося известить о местонахождении мужа, войскового старшины Филиппа Козьмича Миронова.

А фронтовая жизнь шла своим чередом. Бьют барабаны, орут команды офицеры, кидая в бой все новые жертвы. Теперь уж поневоле война засасывала в кровавый круговорот и Филиппа Козьмича Миронова. После гибели сына он стал угрюмым и неразговорчивым. Кидался в такие рискованные боевые схватки, что непонятно было, как он из них выходил живым. Будто намеренно искал смерти, а она его не брала. Его черед, стало быть, не наступил?.. А награды продолжали сыпаться. Орден Св. Анны 2-й степени с мечами... Орден Св. Анны 1-й степени...

В это время в полк пришла разнарядка на офицеров, достойных направления на учебу в академию Генерального штаба.

Филипп Козьмич Миронов, как известно, был старшим помощником командира полка по строевой части. А командиром – полковник Ружейников, тот самый, которому во время драки в гимназии Филька Миронов влепил несколько горячих пощечин... Тот самый Ружейников, который в 1906–1907 годах был окружным атаманом Усть-Медведицкого округа Войска Донского и арестовал смутьяна подъесаула Миронова. Когда Филипп Козьмич прибыл в полк и ознакомился с его боеспособностью, то понял, что полковник Ружейников как был посредственностью, так и остался – ни высокая должность, ни фронтовая обстановка ничему его не научили. И вот у такого бездарного командира Миронову суждено стать первым помощником. Полковник Ружейников к тому же оставался ярым монархистом и не терпел вольнодумства. Это особенно проявилось в характеристике, которую он выдал своему первому помощнику на предмет рекомендации для направления в академию Генерального штаба. Смысл ее был таков, что, мол, способнейший офицер, одаренный сверх меры, но в голове бродят социалистические идеи. Как был смутьяном еще в 1906 году, так и остался им... Полковник Ружейников дословно пишет следующее: «Миронов очень способный и храбрый офицер, и его следовало бы послать на учебу в академию Генерального штаба, но это, к сожалению, сделать нельзя: он чересчур революционно настроен. Я нарочно посылаю его в самые опасные операции. Сына у него убили, а его, окаянного, и пули не берут».

Вот так, Филипп Козьмич, ты для начальства не герой войны, не прославленный разведчик русской армии, а «окаянный» человек. Знал Миронов об этой характеристике, из-за которой чуть было не попал в «академики», до отмалчивался даже тогда, когда офицеры-сослуживцы заводили с ним разговоры или пытались вовлечь в какие-нибудь скупые фронтовые радости. Пока же он чувствовал себя живым человеком только в долге перед Отечеством, перед родимым краем. Признавал еще одно – ярость в бою с врагом. Смертельным... Тогда он становился просто-напросто убийцей?.. Все – убийцы на войне.

А как стать просто человеком? Человеку – стать Человеком? Как? Миронов часто задумывался над этим вселенским вопросом, хотя и понимал, что он возник в умах людей с того времени, когда человек обрел своего бога – слово. Когда он начал осознавать, что его окружает и что над головой возвышается мироздание, доступное пониманию только высшего разума... А в обыденной фронтовой жизни-смерти о каком обретении человеческого в Человеке речь, если все озверели до первобытной одичалости и на уме только одно – убить себе подобного. Да не просто убить, а, во-первых, как можно больше, во-вторых, получить еще и награду, и в-третьих, – известность и славу храбрейшего сына Отечества... Чушь!.. И как же тогда быть с призывом Евангелия: «Не убий»?.. Если и дальше будет продолжаться бессмысленно-жестокое смертоубийство, то можно перевести и сам род людской? Или отбросить его в первобытные лесные чащобы...

Как помочь себе и людям, чтобы они остановились, оглянулись и ужаснулись, в опаснейший момент сообразив, что так жить нельзя. Что биологическая суть человека состоит не в умерщвлении себе подобных, а в радости встреч и восхищении творением Бога... Родина... Дон... Хутор Буерак-Сенюткин... Усть- Медведицкая... Гумно... Ток... Тяжеленный цеп и звезды на мирном небосклоне кажутся теперь детским сном.

Взять бы сейчас деревянную лопату, зачерпнуть из пшеничного вороха зерно, поднять на уровень головы и начать веять, тихонечко потряхивая ее. Ветерок уносит мякину, всякий мусорок, пыль, а на разостланный брезент на земле падают добрые, крупные зерна. Янтарные, пахнущие миром и детством. Это как огонь, очищающий от всякой скверны...

Отгоняя тяжелые, как сама война, мысли, Миронов иногда, мучаясь бессонницей, загадывал, что вдруг