требующим доказательств, объясняющим все другое, тем, сравнение с чем помогло бы художественному изображению жизни. Это — удивительная вещь: среди огромного количества сравнений в 'Илиаде' опять- таки только ничтожное число сравнений взято из военной области: троянцы отступают настолько, насколько проносится дротик при его метании во время состязаний или на войне (XVI.588–591); сияние вокруг головы Ахилла сравнивается с сигналами, которые дает в сумерках осажденный город (XVIII.203–214), и крик Ахилла сравнивается с звуком военной трубы перед сражением (215–221). Все остальные сравнения берутся из какой угодно, но только не из военной области.
Прежде всего мифологических сравнений в 'Илиаде' тоже поразительно мало: Агамемнон похож на Зевса головой и глазами, станом на Ареса, а грудью на Посейдона (II.477–479). Мерион похож на Ареса, а Мерион вместе с Идоменеем похожи на Ареса с Ужасом (XIII.295–305). Как известно, в 'Илиаде' масса сравнений космических, метеорологических и зооморфических, отличающихся к тому же большой динамикой. Это, конечно, говорит об огромной зависимости человека от окружающей среды; и эта зависимость в 'Илиаде' гораздо больше, чем в 'Одиссее'. В 'Одиссее' лев уже уходит в горы, исчезают пантеры и вепри, в то время как в 'Илиаде' с ними постоянно сравнивается то, что поэт находит нужным пояснить путем сравнения.
Все остальное в сравнениях, несмотря на военный сюжет 'Илиады', относится исключительно к мирному быту и не имеет ничего общего с войной. Наоборот, такая военная картина, как выступление двух Аяксов, сравнивается не с чем иным, как с двумя быками, пашущими землю (XIII.701–708). Враги выступают друг против друга, как жнецы сближаются с обоих концов поля (XI.67–71). Поражение врагов — веянье бобов и гороха на току (XIII.586–590). Погибший герой сравнивается с маслиной, выращенной заботливым хозяином и вырванной ветром (XVII.53–58). Преследование Ахилла Скамандром сравнивается с потоком воды, бегущей по канавам для орошения посевов и растений (XXI.256–263). Радость Менелая сравнивается с той пользой, которую получает пашня от росы (XXIII.597–598).
Падение героя — прыжок рыбы из воды на сушу во время бури (XXIII.691–694). Полет Ириды — забрасывание удочки в воду для рыбной ловли (XXIV.80–82). Раненого тащат при помощи копья так, как вытаскивают на крючке рыбу из воды (XVI.407–410). Метание диска во время состязания подобно бросанию пастухом своего посоха (XXIII.844–847). У ахейцев пропадает сон, как у сторожевых псов с приближением хищника (X.182–189). Одиссей и Диомед преследуют Долона, как две охотничьи собаки — лань или зайца (360–364).
Равенство в бою — это ровное обтачивание бревна при помощи плотничьего шнура (XV.410–413). Руки борцов похожи на стропила дома (XXIII.712–714). Сердце у Гектора, как топор в руках кораблестроителя (III.60–63). Троянец валится, как срубленное дерево (XIII.389–391). Другой троянец валится тоже, как тополь, срубленный колесничным мастером на обод для колесницы (IV.482–487). Сравнение с рубкой дерева мы находим также в песнях: XIII.178–181, XVI.482–484, 633–636. Ремесленные сравнения находим в песнях: IV.141–145 (окраска слоновой кости), XVII.389–395 (дубление кожи), XVIII.599–602 (колесо гончара), XXIII.760–764 (работа ткачихи).
При отставании одного воина от другого Гомер вспоминает о расстоянии между лошадью в колеснице и ее колесами (XXIII, 516–520). Аякс переносится с корабля на корабль, подобно наезднику, прыгающему с одного коня на другого при бешеной езде на четверке коней (XV.679–684). Ахилл подобен коню на состязании, когда он получает награду (XXII.22–24). В XXII песни (162–165) тоже сравнение из области конских состязаний. Гектор сражается подобно бурным волнам, грозящим опрокинуть корабль (XV.623–629). Приам похож на человека, который после нечаянного убийства им другого человека ищет приют в чужой стране (XXIV.480–483). Ахилл оплакивает Патрокла, как отец сына (XXIII.221–224). Аполлон разрушает ахейскую стену так же, как ребенок песочные домики во время игры на берегу моря (XV.361–364). Бой разрастается подобно увеличивающемуся от ветра пожару в городе (XVII.736–739 и XXI.522–525). Быстрота передвижения Геры сравнивается с полетом человеческой мысли (XV.80–83).
Следовательно, не мирная и трудолюбивая жизнь сравнивается у Гомера с войной и поясняется через нее, но война и военные действия сравниваются с мирным бытом и поясняются через него. Уже Аристарх заметил, что трубы, вареное мясо и верховая езда в сравнениях Гомера отличны от героического обихода. В этом отчасти мы уже убедились на приведенных материалах. Но относительно еды можно прибавить то, что гомеровские герои едят жареное мясо, а в сравнениях, поскольку они отражают не героическую архаику, но окружающий Гомера и вполне современный ему ионийский быт, в качестве еды выступает вдруг вареное мясо, рыба и зелень, т. е. то, что для героев прошлых времен было унизительно, а для нового быта уже давно стало чем-то обычным. Скамандр кипит, как свинина в котелке (XXI.361–365). Пеан исцеляет Ареса так же быстро, как свертывается молоко от сока смоковницы (V.902–904). Очевидно, здесь имеется в виду употребление в пищу молока и его продуктов. Об употреблении в пищу гороха, бобов и злаков тоже можно заключить из приведенных выше сравнений.
Таким образом, изучение художественного метода сравнений у Гомера с полной убедительностью доказывает, что реально окружающий Гомера быт, и притом наиболее для него естественный и наиболее приятный, — это вовсе не мифология и даже не героизм, а самая обыкновенная мирная и трудовая жизнь со своими собственными радостями и горестями — сначала (в 'Илиаде') в очень большой зависимости от стихийных сил природы и хищных зверей, а потом (в 'Одиссее') уже и в более спокойных условиях мирного существования. Контраст между военным сюжетом гомеровского эпоса и мирным содержанием употребляемых художественных приемов способен поразить внимательного читателя и входит в эстетику Гомера как необходимое и огромное слагаемое.
Работа А. Плэтта о сравнениях у Гомера появилась в 1896 г. Но вот совсем недавно, в 1948 г., появилась работа бельгийского ученого А. Северина о Гомере в трех томах (см. выше). Мы приведем сейчас некоторые интересные материалы из III тома этого труда, выбирая, однако, такие наблюдения А. Северина, которые как бы продолжают мысль А. Плэтта об изображении у Гомера человеческой жизни во всей ее простоте и даже слабости, бледности и униженности. Мы не будем приводить рассуждения А. Северина о том, как распределяются сравнения между обеими поэмами внутри каждой из них, как сравнения одной оказываются сходными с рассказами другой поэмы (откуда автор делает свои выводы об единоличном авторстве поэм). Все это очень интересно, но наше внимание привлекает сейчас именно прогресс человечности у Гомера, а этот прогресс нашел в гомеровских сравнениях свое самое замечательное выражение. Это ценный материал для распознания прогресса человечности у Гомера (А. Северин, III, страница 161–164).
Прежде всего в содержании сравнений часто присутствует человек со своими чувствами, нуждами и стремлениями. Картины природы в своих сравнениях Гомер обязательно оживляет человеком: сияющие звезды наблюдает пастух (Илиада, VIII.559), человек в ужасе смотрит на разбитый молнией дуб (XIV.414– 417), пахарь ждет с надеждой Борея (XXI.346 слог), козопас остерегается темной тучи — предвестницы дождя (IV.275–279), одинокий пастух слышит шум потока (IV.452–455), моряк проклинает штиль на море (VII.4–6). Гомер живет заодно с героями своих сравнений. Он плачет от радости с детьми, у которых поправился от смертельной болезни отец (Одиссея, V. 394–397). Он видит, как отец обнимает сына, вернувшегося через десять лет (XVI.17–19). Он голодает вместе с дровосеком (Илиада, XI.86–89) и пахарем (Одиссея, XIII.31–34). Он радуется вместе с крестьянином урожаю оливы (Илиада, XVII.53–58) и радуется вместе с человеком, спасенным от кораблекрушения (Одиссея, XXIII.233–238). Он проклинает вместе с путником ос, растревоженных мальчишками (Илиада, XVI.259–265). Более того, Гомер как бы сопричастен чувствам животных: льву, набредшему на добычу (III, 23–26) или неудачно поохотившемуся (XI, 548–555), усталым волам на борозде (XIII, 703–707) и мулам, тянущим стволы деревьев по горной тропинке (XVII, 742–745).
Гомер испытывает симпатию к слабым, беззащитным, тем, кто страдает, борется и умирает. Он с нежностью смотрит на гнездо, куда приносят родители корм для птенцов (IX.323 слог), оплакивает птенцов, вынутых крестьянином из гнезда (Одиссея, XVI.216–218), сочувствует защищающим свое потомство осам (Илиада, XII.167–170), собаке и львице (Одиссея, XX.14 слог), ястребу (Илиада, XVII.134–136), льву (XIX.318–322). Поэт жалеет слабых животных, которых побеждают более сильные: рыбешек (Илиада, XXI.22–24), скворцов и галок (XVII.755–757), ланей (XI.113–119).
К человеку Гомер исполнен жалостью. В его сравнениях мы находим: усталого матроса, выбивающегося из сил (VII.4–6) и устрашенного бурей (XV.624–628); лесоруба за едой (XI.139–142), пахаря за плугом (Одиссея, XIII.31–34) или жнецов (Илиада, XI.67–69); мать, что работой кормит детей (XII.433–
