— А кто ваши спутники?

— Черт их знает! Я их случайно встретил по дороге в часть.

На что он надеялся, сочинив такую нелепую версию, трудно понять. Припереть лгуна к стенке оказалось вовсе не так уж сложно, но повозиться все же пришлось.

— Почему шли за линию фронта? — спросил Воронов.

— Заблудились, гражданин начальник, — нагло ответил Гриднев. — Сами знаете — пурга какая была.

Про себя отметив это «гражданин начальник» — обычное обращение заключенных, Воронов продолжал допрос:

— А почему не остановились, когда вас пограничники окликнули?

— Думали, немцы, — не сморгнув глазом ответил Гриднев.

Воронов рассмеялся:

— С каких это пор немцы по-русски говорят?

Гриднев исподлобья посмотрел на Воронова, помедлил и сказал:

— Говорю, пурга такая была — все в башке перемешалось: где свои, где чужие…

Воронов опять засмеялся, а Виктор брезгливо сказал:

— Ты уж давно своих с чужими перепутал!..

Михаил слегка постучал ладонью по столу и посмотрел на Волосова. Тот пожал плечами.

— За что срок отбывали! — вдруг быстро и резко спросил Воронов.

Гриднев вздрогнул.

— Какой срок? Почему срок? — испуганно забормотал он.

— Не лгите! — строго сказал Воронов.

— Ну было дело, — неохотно промямлил Гриднев.

— Так, — сказал Воронов, — значит, было. А пистолет откуда?

— К-какой пистолет?

— Который у вас отобрали. Рядовому бойцу не положено иметь пистолет. Так ведь?

— Ну так… Нашел. Мало ли чего на войне не найдешь.

Он уже начал нервничать, и Воронов не давал ему передышки:

— Стреляли из пистолета?

— Н-нет… не помню… не стрелял.

— Стреляли, — жестко сказал Воронов, — и не далее чем вчера. Экспертиза показала.

Волосов наклонился к Воронову и возбужденно прошептал ему в ухо:

— Про документы, про документы спросите его, Михаил Андреевич.

Воронов улыбнулся, кивнул и одобрительно, но слегка насмешливо посмотрел на лейтенанта. Виктор чуть-чуть покраснел. Воронов достал из ящика стола документы, отобранные у Гриднева, и положил их перед собой:

— А вот это как объяснить?

— Что? — испуганно спросил Гриднев.

— Липу вот эту. — Воронов показал на документы.

— Какая же липа? — неуверенно сказал Гриднев. — Ксива правильная.

— Нет, совсем неправильная. Уж мы-то знаем, у нас свои приметы есть. Паршиво твои хозяева документы готовят, особенно для таких, как ты. — Воронов презрительно усмехнулся и махнул рукой. — Так уж ты не думай, что больно важная птица.

Воронов встал.

— Ну, на сегодня хватит, — сказал он небрежно.

Михаил видел, что Гриднев, или как там его звали, уже скис, и, чтобы окончательно сбить его с толку, надо было показать ему, что чекисты знают о нем все и что особого интереса он для них не представляет.

Виктор понял маневр начальника и с уважением посмотрел на него.

Гриднев как-то сразу обмяк. Потом устало махнул рукой и, сглотнув слюну, сказал:

— Ладно, начальничек, каюсь!

…Итак, не Гриднев, а Щелкунов, Афанасий Щелкунов. Не сапер, а рецидивист-домушник. В августе мобилизован в Красную Армию, в сентябре сдался в плен, в октябре стал лагерным капо, заинтересовал собой капитана Лехтмана из абвера и вот завербован.

— Почему завербовался?

— Как почему, гражданин начальник! Жить всякому хочется. А ихний абвер может сла-адкую жизнь устроить — водка, девочки, денег не жалеют….

— Кто был в вашей группе?

— Сами знаете: Гришка Климов, он за пахана, и этот… как его… Николаев. Радист.

— Рация была с вами?

— А как же! И деньги были. Тысяч двести!

Вор, кажется, так и не понимал до конца, чем грозит в военное время обвинение в шпионаже. Он уже не пытался врать, и картина постепенно прояснялась.

Две недели назад разведгруппа противника сумела незаметно пересечь линию фронта и на попутной машине добралась до Ленинграда. От Лахты шпионы пешком отправились в поселок Ольгино, и там руководитель группы Климов провел всех на квартиру к некоему Федору Даниловичу.

— Фамилия? Адрес в Ольгине? — спросил Воронов.

— А кто его знает, — удивился Афанасий, — мы ночью попали, я дома толком и не разглядел. Знаю только, что в Ольгине.

На квартире у Федора Даниловича радист группы пытался выйти на связь с центром, но рацию, видимо, стукнули в пути, и она не могла работать устойчиво. (Вот они, засеченные сигналы!) Починить рацию не удалось. После этого решено было оставить ее у Федора Даниловича в Ольгине…

— А сами перекантовались на питерскую малину, к женке Климова.

— Ее адрес?

— Малина на Большой Пушкарской. Номера дома не видел, — не показывали.

— Николаев был с вами?

— Не-е… Он к своей марухе потопал, куда-то на Шестую Советскую. А я у Климова на квартире всю неделю без выхода сидел, лапу сосал да спирт лакал. Больше моего никакого шпионажу и не было. Боялся, что тихари или патрули застукают. Сторожил малину да с Николаевым трепался по телефону, когда он звякал.

При упоминании о телефоне Воронов насторожился:

— А Климов выходил в город?

— Выходил. Ему Зинка, женка евонная, какую-то бумажку с нужной отметкой достала.

Неужели вор действительно не знал ни одной явки, ни одного адреса? Это казалось следователям неправдоподобным. Но, с другой стороны, Щелкунов подробно описывал все детали пребывания в городе шпионской группы, дал словесные портреты участников, рассказал про все «добства» житья в квартире Климовых, где, кроме них, никто не жил. Казалось, будто он действительно ничего не скрывает. А вот адресов сообщить не мог.

— Ну что ж, — устало сказал Воронов, когда закончился допрос, — для начала не так уж плохо. Как находите, товарищ Волосов?

— По-моему, отлично! — несколько восторженно заявил Виктор.

— Ну, радоваться еще рановато, — остудил его пыл Михаил. — Это только самое, самое начало. А вся работа еще впереди. И учтите — кропотливая, трудная, а иногда даже и… нудная.

— Понимаю, — серьезно сказал Волосов.