энцефалографии показывают, что такие способности есть в мозгу каждого человека, только в латентном состоянии. Но для чего вам это чувство, этот дар? Видите — он им не помог.

Он нахмурился.

Он молчал, а мысли его кричали.

Все получилось слишком легко, слишком легко… Они были побеждены, эти непобедимые, побеждены, как книжные злодеи, и это ему не нравилось.

Черт побери! Когда же человек может быть уверен в том, что он — не марионетка? И как он может знать, что он — не марионетка?

Аркадия возвращалась домой, и мысли его постепенно отвлеклись от того, с чем ему еще предстояло столкнуться.

Она была дома — неделю, вторую, а он все никак не мог избавиться от этих мыслей. И как он мог от них избавиться? За время ее отсутствия она превратилась из ребенка в молодую девушку — под действием какой-то странной алхимии. Она была звеном в цепи, которая связывала его с жизнью, ниточкой, связывавшей его память с его сладостно-горькой женитьбой, супружеством, длившимся чуть дольше медового месяца…

И вот однажды, поздно вечером, он спросил осторожно, как только мог:

— Аркадия, как вышло, что ты решила, что обе Академии находятся на Терминусе?

Они как раз вернулись из театра, где сидели на самых лучших местах. На Аркадии было новое, красивое платье, и она была просто счастлива.

Она удивленно взглянула на него и отвела взгляд.

— Ой, папа, сама не знаю. Просто на меня нашло.

Сердце Дарелла похолодело.

— Вспомни, — настойчиво попросил он. — Это очень важно.

Она слегка нахмурилась.

— Ну… была Леди Каллия… Я знала, что она — из Второй Академии. Ведь Антор сказал то же самое!

— Но она была на Калгане, — настаивал Дарелл. — Почему же ты решила, что Вторая Академия — на Терминусе?

Тут Аркадия задумалась на несколько минут, прежде чем ответить. Что заставило ее так решить? Ей стало неприятно об этом думать — почему, она сама не знала.

Она сказала:

— Но она же знала все — Леди Каллия. И у нее… наверное… была информация о Терминусе. Похоже, папа?

Но он только головой покачал.

— Папа, — воскликнула она, — но я это знала! И чем больше я об этом думала, тем больше я убеждалась в этом. Это так логично!

Но в глазах отца, смотревших на нее, читалось все то же чувство беспомощности и растерянности.

— Не то, Аркадия, не то… Интуиция уже сама по себе подозрительна, когда речь идет о Второй Академии. Ты же это понимаешь, правда? Это могла быть интуиция, но могла быть и «обработка».

— «Обработка»? Ты хочешь сказать, что меня… изменили? О нет! Они не могли!

Она отвела взгляд и слегка отодвинулась от отца.

— И потом… разве Антор не сказал тебе, что я была права? Он же все подтвердил! Признался во всем. И ты нашел целое их гнездо тут, на Терминусе. Разве нет? Разве нет?

Она раскраснелась и тяжело дышала.

— Да, я знаю… но… Аркадия, ты позволишь, я сделаю тебе энцефалограмму?

Она отчаянно замотала головой:

— Нет, нет! Только не это! Мне страшно, я боюсь!

— Меня боишься, Аркадия? Ну что ты, глупышка, не бойся! Но мы должны проверить, мы обязательно должны проверить! Ты же это понимаешь, правда?

После этого она обратилась к нему только раз. Она вцепилась в его руку как раз перед тем, как он собирался выключить свет.

— А если меня изменили, папа? Что ты будешь делать?

— Если тебя изменили, Аркадия, ничего я делать не буду. Если это так, то мы просто-напросто уедем отсюда. Отправимся на Трентор, только ты да я… и не будет нам никакого дела до всей Галактики.

Никогда в жизни Дарелл не проводил обследование так медленно и тщательно, никогда он еще не ставил на карту более высокой ставки… Когда все было кончено, Аркадия тихо сползла с кресла. Она боялась смотреть на отца. Наконец раздался его радостный смех, и этим все было сказано. Она вскочила, подбежала к нему и упала в его объятия.

Они стояли, прижавшись друг к другу. Он гладил ее непослушные кудряшки и радостно говорил:

— Дом окружен максимальным резонирующим полем, а твоя энцефалограмма — в полном порядке. Значит, мы действительно покончили с ними, Аркадия. Мы можем начать жизнь сначала!

— Папа. — проговорила она сквозь слезы, а теперь мы сможем получить медали?

— Медали? А откуда ты знаешь, что я от них отказался?

Он на мгновение отстранил ее от своей груди и снова рассмеялся:

— Маленькая шпионка! Ты, как водится, знаешь все! Ладно, можешь получить свою медаль — все, как положено, — трибуна, торжественные речи. Ты ее заслужила.

— И… папа…

— Да?

— Ты не мог бы теперь называть меня «Аркади»?

— Ну хорошо… Аркади.

Медленно, постепенно пришло к нему ощущение настоящей победы и захлестнуло его. Академия — Первая Академия — и теперь единственная — стала настоящей Хозяйкой Галактики. Больше не существовало преграды между ними и Второй Империей — венцом Плана Селдона.

Оставалось только дожить до этого…

А все благодаря…

Непонятно где расположенная комната в непонятно где расположенном мире… И план, чей план сработал… Первый Оратор взглянул на Студента.

— Пятьдесят мужчин и женщин, — сказал он. — Пятьдесят жертв! Они знали, что для них это означает смерть или пожизненное заключение, но они не посмели пойти на сопротивление, они не могли быть так ориентированы, поскольку такая ориентация могла быть выявлена. Но они не пали духом. Они осуществили план до конца, потому что были верны высшему Плану.

— А могло их быть меньше? — осторожно спросил Студент.

Первый Оратор медленно покачал головой:

— Это было минимально возможное количество. Будь их меньше, возможно, задуманное и не удалось бы осуществить. В действительности объективно требовалось не менее семидесяти пяти человек, чтобы подстраховаться от возможных ошибок. Но это теперь неважно. Ты изучил ход событий, разработанный Советом Ораторов пятнадцать лет назад?

— Да, Оратор.

— И сравнил его с реальным ходом развития событий?

— Да, Оратор, — ответил Студент и после короткой паузы добавил: — Я был совершенно поражен, Оратор.

— Знаю. Это всегда вызывает искреннее удивление. Если бы ты знал, сколько труда скольких людей