элементы враждебности в российско-германские отношения. Перспективы для осуществления планов Бисмарка образовать российско-германский военно-политический союз отодвигались. Именно с этого момента берет начало серия методично следующих один за другим террористических актов. Их главной мишенью становится Александр II.

Заговорщицкая деятельность, как казалось фанатичным борцам за народное счастье, была подчинена высоким целям. С помощью тайных операций и террористических актов они рассчитывали изменить ход исторического процесса. Никто из них не допускал мысли, что на деле они могли служить совсем иным силам. Историки склонны видеть природу российского терроризма в деспотической системе и политических ошибках русского царизма, вызвавших крайнее недовольство как верхов, так и низов. Россия действительно пребывала в состоянии глубокого морального кризиса: политическую элиту мучили неопределенность дальнейшего исторического пути, разлад в управленческих верхах, а крайнее крыло революционного движения подталкивалось к радикальным действиям. Многое из того, что исследовано и написано о той поре, о политических целях убийц, чьи имена до сих пор красуются на табличках с названием российских улиц и площадей, кажется справедливым, однако совершенно согласиться со всем этим невозможно. Народ, как известно, народовольцев не принял, «хождение» в него закончилось ничем. Российское общество отвергало цареубийство, это противоречило православным традициям, воспринималось как тяжкий грех. Морально и материально революционных фанатиков внутри России поддерживали очень и очень немногие. К тому же именно в этот период стал давать реальные результаты курс на экономическое возрождение. Страна понемногу преображалась, покрываясь сетью железных дорог, земля стала давать неведомые ранее урожаи, вводились демократические формы местного управления, была одержана победа в Балканской войне, укоренялась капиталистическая система хозяйствования, проступали контуры конституционной реформы…

Нельзя не задаться вопросами, причем очень болезненными. Не превратились ли боевые организации народовольцев в слепое орудие в руках глубоко законспирированных тайных сил? Не инспирировался ли их праведный гнев и не подсказывался ли способ решения российских проблем откуда-то извне? Не вдохновлялась ли их сокрушающая сила кем-либо, кто ставил перед собой иные политические цели, далекие от целей народовольцев? Здесь, разумеется, нужны доказательства, документы. Когда речь идет о тайных операциях далекого прошлого, раздобыть подобные свидетельства вряд ли возможно. Лишь косвенные признаки позволяют сделать некоторые предположения.

«Крупные секретные фонды», о которых Бисмарк пишет в своих мемуарах, реально существовали в европейских странах. Их ресурсы направлялись на вполне конкретные цели, достичь которых можно было лишь конспиративным путем, а применявшиеся методы были весьма разнообразны — от прямого подкупа до анонимных благотворительных взносов в организации, действующие в нужном для интересов страны дарителя направлении. Об успехе тех, кто прилагал силы и средства к дестабилизации России, можно судить по тому, что реально происходило.

Что последовало за гибелью Александра II? Была отброшена идея конституционной реформы, что оказалось весьма выгодно для монархий, боявшихся «осиротеть», оказаться в одиночестве; подвергались свертыванию и другие либеральные преобразования. Главное же — удалось остановить Россию, целиком переключить внимание государственной власти на преодоление внутренней нестабильности.

Плеханов, обращаясь к тому периоду истории народовольческого движения, отмечал, что «переход народников к террору в конце 1870-х годов был вызван не невозможностью работы в деревне, а настроением революционеров»[105]. Что же повлияло на их настроение? Чем был вызван столь решительный поворот — от пропаганды свободолюбивых идей к кровавым акциям? Низкая эффективность прежней деятельности? Жажда немедленных результатов? Желание, пользуясь словами Желябова, «возбудить народ», «подтолкнуть историю»? Все, вероятно, так. Однако этого недостаточно. И недостаточно потому, что отсутствует главное — ответ на вопрос: кому это было выгодно и почему удалось развернуть столь масштабную террористическую деятельность?..

За время, прошедшее с той далекой поры, немало написано о внутренних факторах, провоцировавших крайнее недовольство, а вместе с ним и терроризм. Но этот вопрос — о внешнем влиянии, целью которого была дестабилизация России, — так и остался незатронутым. Конечно, террористические акции в ту пору были делом не редким и в Европе, и властвующие особы других стран также служили мишенью для ниспровергателей, однако терроризм российского образца имел свою, особую логику и достигал невиданных масштабов. Разве в действиях террористов, психическое здоровье которых в большинстве случаев не нуждалось в медицинском освидетельствовании, не чувствуется чья-то жесткая и властная рука?

Как и в том, что касается событий 1862 года, когда не были найдены организаторы и исполнители страшных пожаров, охвативших Петербург, так и в 1879–1881 годах власти не удалось выявить подлинные силы, направлявшие убийц. Скорый суд, движимый жаждой возмездия, оставил историю преступлений до конца не распутанной, и это запечатлено в документах следствия… Все остальное — лишь предположения. Однако мы оставляем тему открытой…

Подводя итоги сделанному в годы правления Александром II, следовало бы, переведя на современный язык, заново прочесть лаконичные тексты гранитных досок Спаса на Крови. Становится ясно, что удалось осуществить экономическую, административную, финансовую, судебно-правовую, военную, образовательную и цензурную реформы. Насколько они были научно обоснованны и глубоки, теперь, с высоты нашего времени, рассуждать легко, однако нельзя упускать из виду те ограничения, какие существовали и в умах осуществлявших их людей, и в их подходах к проблемам. «Команде» Александра II удалось многого достичь. Сложный государственный организм с его застарелыми болезнями заметно обновился, однако не настолько, чтобы избавиться от своих хронических недугов. Проблемы не могли быть решены полностью, поскольку в то время не было условий, способствующих дальнейшему поступательному реформированию. Отсюда вытекает и невозможность перейти к главному — к конституционной реформе. Всякий раз, когда возникали ультимативные требования о необходимости конституционных изменений, о создании представительных органов, демократическом управлении, царь и его окружение воспринимали их крайне болезненно и в конечном счете отвергали. Объяснить происходящее одной только заботой о неприкосновенности императорской власти было бы неправильно. В доме Романовых зрели предчувствия если не неизбежного конца, то по крайней мере исторической бесперспективности монархического пути правления. Проблема состояла в том, что последует за изменениями, на которые радикалы подталкивали власть. Выразительным и откровенным примером колебаний такого рода служит обращение Александра II к одному из предводителей московского дворянства, Д. Д. Голохвастову, который ранее вручил императору адрес от имени того самого класса, что был исторически призван служить опорой самодержавной власти:

«Чего вы хотели? Конституционного образа правления?.. И теперь вы, конечно, уверены, что я из мелочного тщеславия не хочу поступиться своими правами! Я даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски. А ведь этого вы не хотите. Еще в прошлом году вы сами и прежде всех мне это сказали»[106].

И все же жизнь все более убеждала Александра II в том, что система монархического управления не может оставаться неизменной. По мере того как под воздействием общественных процессов, вызванных реформами, сокращалась монополия на власть, все понятней становилась бесперспективность «дозировки» демократических норм жизни.

Сообщество людей, некогда призванных к осуществлению реформ, а затем отстраненных от механизма отправления власти, понимало гибельность остановки на полпути. Однако что-либо изменить, переломить ситуацию было невозможно — даже для таких влиятельных людей, как Горчаков.

Последующий ход событий тем не менее убедил Александра II и его окружение в неизбежной потребности двигать Россию в сторону дальнейших преобразований. Более того, у правящей элиты словно открылось второе дыхание. Ожила, казалось, вера в единственно правильный для России путь — путь реформ. Появились новые, энергичные люди, проявляющие готовность решительно действовать в этом направлении дальше… Одним из них был Михаил Тариело-вич Лорис-Меликов (1825–1888) — боевой генерал, губернатор из Харькова, талантливый и искусный политик. Этот мало известный столичной элите человек на деле оказался именно тем, кто, возможно, имел перспективу консолидировать общество,