— И все-таки ты выбросил на рынок довольно много акций «Тэмпико петролеум».

— Зато их прямо рвут из рук, — парировал Френсис и впервые за все время с удивлением подумал, что, быть может, Бэском и прав. — Ничего, я заставлю своих противников проглотить столько акций, что их тошнить начнет.

— И все-таки, заметь, акции «Тэмпико» начинают падать, хоть их и раскупают вовсю. Вот что очень странно! — сказал Риган.

— Когда на бирже идет игра на понижение, всякие странные вещи случаются, — спокойно и мудро возразил Френсис. — Но когда мои враги напихают себе брюхо тем, отчего я с радостью готов избавиться, у них начнутся колики. И тогда кое-кому придется дорого заплатить за то, чтоб избавиться от последствий своего обжорства. Я думаю, что они вывернут карманы еще прежде, чем я разделаюсь с ними.

— Но ведь ты уже дошел до точки, мой мальчик. Я следил за этой битвой на бирже, когда тебя еще здесь не было. «Тэмпико петролеум» — твоя единственная и последняя опора.

Френсис покачал головой.

— Это не совсем так, — солгал он. — У меня есть капиталовложения, о которых мои противники на бирже и не подозревают. Я их заманиваю в западню — нарочно заманиваю. Конечно, Риган, я говорю вам это по секрету. Вы ведь были другом моего отца. Я выкручусь из этой заварухи. И если хотите послушаться моего совета, то покупайте, пока цены на рынке такие низкие. Можете не сомневаться, что свободно расплатитесь за все, когда цены поднимутся.

— Какие же это капиталовложения у тебя еще есть? Френсис пожал плечами.

— Мои противники узнают об этом, когда биржа будет затоварена моими акциями.

— Втираешь очки! — с восхищением воскликнул Риган. — Но держишься ты крепко, совсем как, бывало, старик Р. Г. М. Только, чтобы я поверил, тебе придется доказать мне, что это не очковтирательство.

Риган ждал ответа, и тут Френсиса вдруг осенило.

— Что тут доказывать, вы правы, — пробормотал он. — Я действительно втирал вам очки. Я тону: вода уже дошла мне до ушей. Но я выплыву, если вы мне поможете. Вспомните о моем отце и протяните руку помощи сыну. Если вы поддержите меня, им всем кисло придется.

И вот тут-то «Волк» Уолл-стрита и показал свои зубы. Он ткнул пальцем в портрет Ричарда Генри Моргана.

— Как ты думаешь, почему я держу его у себя на стене столько лет? — спросил он.

Френсис кивнул: понятно, мол, между вами была проверенная годами давняя дружба.

— Нет, не угадал, — с мрачной усмешкой произнес Риган.

Френсис недоуменно пожал плечами.

— Для того, чтобы всегда помнить о нем! — продолжал Волк. — И я не забываю его ни на миг. Помнишь историю со слиянием «Космополитен рейлуэйз»? Твой отец провел меня на этом деле. И здорово провел, уж поверь! Но он был слишком хитер, чтобы я мог с ним поквитаться. Вот почему я повесил тут его портрет и стал терпеливо ждать. И дождался!

— Вы хотите сказать?.. — спокойно спросил Френсис.

— Вот именно, — прорычал Риган. — Я ждал и подготавливал наступление. И сейчас мой день настал. Щенок, во всяком случае, у меня в руках. — Он с ехидной усмешкой взглянул на портрет. — И если это не заставит старого хрыча перевернуться в гробу, тогда уж…

Френсис поднялся с кресла и долго с любопытством смотрел на своего противника.

— Нет, — сказал он, точно разговаривая сам с собой. — Нет, не стоит.

— Что не стоит? — сразу заподозрив неладное, спросил Риган.

— Отлупить вас, — был спокойный ответ. — Я мог бы в пять минут вот этими руками отправить вас на тот свет. Никакой вы не волк, вы просто помесь дворняжки с хищным хорьком. Мне говорили, что от вас можно этого ожидать, но я не поверил и пришел сюда, чтобы самому убедиться. Мои друзья были правы. Вы вполне заслуживаете всех тех прозвищ, какими они вас награждали. Уф, надо поскорее убираться отсюда. Здесь пахнет, как в лисьей норе. Ну, и вонища!

Уже взявшись за ручку двери, он помедлил и оглянулся. Ему не удалось вывести Ригана из себя.

— Так что же ты собираешься предпринять? — с издевкой спросил тот.

— Если разрешите мне позвонить по телефону моему маклеру, тогда, может, узнаете, — ответил Френсис.

— Пожалуйста, мой мальчик, — любезно отозвался Риган, но тут же, заподозрив подвох, добавил: — Я сам соединю тебя с ним.

И только убедившись, что у телефона действительно Бэском, он передал трубку Френсису.

— Вы были правы, — сказал тот Бэскому. — Риган заслуживает всех тех прозвищ, какими вы его награждали, и даже больше того. Продолжайте придерживаться выработанного нами плана. Мы можем прижать его, когда нам заблагорассудится, хотя старая лиса ни минуты не верит этому. Он считает, что ему удастся обобрать меня до нитки. — Френсис помолчал, обдумывая, как бы половчее обмануть противника, затем продолжал: — Я скажу вам сейчас кое-что, чего вы пока не знаете. Это он с самого начала вел на нас наступление. Так что теперь нам известно, кого придется хоронить.

Сказав еще несколько фраз в том же духе, он повесил трубку.

— Видите ли, — пояснил он, снова останавливаясь у порога, — вы так ловко заметали следы, что мы никак не могли догадаться, чья это работа. Черт возьми, Риган, мы ведь собирались измордовать какого-то неизвестного противника, которого считали в десять раз сильнее вас. Теперь, когда оказалось, что это вы, все будет куда проще. Мы готовились к тяжелым боям, а сейчас все сведется к легкой победе. Завтра в это время, вот здесь, в вашем кабинете, состоится панихида, и вы не будете в числе плакальщиков. Вы будете покойником, самым настоящим финансовым трупом, после того как мы разделаемся с вами.

— Точная копия Р. Г. М., — с усмешкой заметил старый Волк. — Боже мой, как он умел втирать очки!

— Какая жалость, что он не похоронил вас и не избавил меня от этих хлопот! — бросил ему на прощание Френсис.

— И от всех расходов, связанных с этим, — крикнул ему вслед Риган. — Вам это дороговато обойдется, молодой человек, а панихид в этом кабинете никаких не будет.

— Ну-с, завтра решающий день, — заявил Френсис Бэскому, когда они прощались в этот вечер. — Завтра к этому времени с меня уже сдерут скальп и я буду препарирован по всем правилам: этакий высушенный на солнце и прокопченный экземпляр для частной коллекции Ригана. Но кто бы мог поверить, что этот старый подлец имеет против меня зуб! Ведь я никогда не делал ему ничего дурного. Напротив, я всегда считал его лучшим другом отца. Если бы только Чарли Типпери удалось выудить что-нибудь у своего папаши…

— Или если бы Соединенные Штаты вдруг объявили мораторий, — в тон ему заметил Бэском, нимало, впрочем, не надеясь на это.

А Риган в эту минуту говорил собравшимся у него агентам и мастерам по фабрикации слухов:

— Продавайте! Продавайте! Продавайте все, что у вас есть, и тут же вручайте акции покупателям. Я не вижу конца этому понижению!

А Френсис, купив по дороге домой последний выпуск вечерней газеты и пробежав ее глазами, увидел заголовок, набранный огромными буквами: «НЕ ВИЖУ КОНЦА ПОНИЖЕНИЮ, — ПРЕДСКАЗЫВАЕТ ТОМАС РИГАН».

На следующее утро, в восемь часов, когда Чарли Типпери прибыл к Френсису, его уже не было дома. В эту ночь правительство в Вашингтоне не спало, и ночные телеграммы разнесли по всей стране сообщение о том, что хотя Соединенные Штаты и не вступили в войну, однако объявлен мораторий и платежи прекращаются. В семь часов, когда Френсис еще был в постели, к нему явился сам Бэском с этими вестями, и Френсис тут же поехал с ним на Уолл-стрит. То, что правительство объявило мораторий, вселило в них надежду, и им предстояло многое сделать.

Чарльз Типпери, однако, был не первым, кто приехал в то утро во дворец на Риверсайд-драйв. Около восьми часов у парадного входа позвонили черные от загара, пропыленные Генри и Леонсия. Оттолкнув в сторону младшего камердинера, открывшего им дверь, они прямо направились в комнаты, к великому смятению выбежавшего им навстречу Паркера.