Графиня неловко воткнула вилку в горошек, словно неопытный игрок в бильярд, и посмотрела на Вайолет. Очевидно, она выпила слишком много вина.
Может быть, только Вайолет заметила, как напряглась спина графа, словно дуло пистолета уперлось ему между лопатками?
У нее все волоски на коже встали дыбом.
Лавей заерзал на стуле.
— У вас превосходный повар, мадам, — слишком вежливо произнес граф. — Особенно удался барашек.
— Благодарю, — промурлыкала графиня, подцепила на вилку кусочек мяса, слизнула с него соус своим розовым язычком, совсем как кошка, и сунула в рот.
Похотливое маленькое представление. Сонные глаза графини устремились на Флинта.
Он смотрел на нее с каким-то рассеянным интересом. Вайолет вспомнила его лицо, когда он танцевал с леди Перегрин. У нее окончательно пропал аппетит, когда она представила, как он наслаждался близостью с этим существом и как его большое обнаженное тело прижималось к ее…
Вайолет сжала вилку в руке. Из-за этого разговора она не могла есть превосходные блюда.
— Говорят, нельзя сшить шелковый кошель из свиного уха, не так ли? Родился дикарем, дикарем и умрешь. Особенно это касается полукровок.
Последние слова графиня произнесла самым невинным тоном.
После этого она аккуратно облизала ложку и принялась ее разглядывать, словно любуясь своей работой.
В ложке Вайолет видела свое собственное перевернутое отражение. Она сжала зубы. Ее глаза сузились от гнева, и она вся побелела.
Граф Эбер с удивлением смотрел на супругу.
Флинт хранил вежливое молчание. Он был даже слишком молчалив, терпел происходящее ради присутствующих за столом гостей, ради графа, который женился на красивой актрисе и распутной женщине и скорее всего, пожалеет об этом.
Вайолет ощутила прилив ярости.
Однако она по-прежнему пыталась сохранять самообладание.
— Позвольте мне не согласиться с вами, леди Эбер. Полагаю, многие скажут, что ваше превращение из свиного уха в шелковый кошель прошло весьма успешно.
Ее голос был настолько тих и спокоен, что графиня не сразу сообразила, какое сильное оскорбление ей нанесли.
Она замерла на месте, похожая на ощетинившуюся кошку. В больших глазах пылала злость, словно она не могла сразу решить, куда воткнуть вилку, и прицеливалась в Вайолет. На несколько мгновений графиня утратила дар речи.
— Ну же, леди Эбер, — застенчиво и примирительно произнесла Вайолет, наклонилась вперед и коснулась руки хозяйки, которая тут же растаяла в ожидании извинения или объяснения. Вайолет именно этого и ждала. — Я только хотела сказать, как мне нравится ваш парик. Он почти как настоящие волосы.
Графиня отдернула руку.
— Грубая дрянь! — прошипела она по-французски.
— Не стоит перекладывать с больной головы на здоровую, — ласково по-французски ответила Вайолет, тем самым положив начало склоке.
Графиня отшвырнула салфетку и, отчаянно жестикулируя, принялась обиженно лепетать что-то по- французски, обращаясь к мужу, а Вайолет воспользовалась сумятицей, отодвинула стул и неслышно удалилась на террасу подальше от столовых приборов графини.
Терраса оказалось невероятно прелестной, и было даже жаль, что она принадлежала такой женщине, подумала Вайлет.
В темно-синем ночном небе сияла луна, чуть подернутая облачной дымкой, которую медленно уносил ветер. Такие близкие и такие далекие звезды светили как в глубокой древности, по-прежнему служили ориентиром для моряков, вдохновением для поэтов, прорицателями для астрологов и оправданием безрассудства любовников.
Посередине двора был устроен фонтан, окруженный маленькими белыми скамьями и поросшими лозой стенами. Вайолет подошла и опустилась на скамью. Она еще хранила дневное тепло.
Ей удалось побыть одной лишь пару минут. Вайолет точно знала, кто подошел к ней, потому что она бы узнала его повсюду. Флинт встал в круге лунного света, чтобы не напугать ее.
Несколько мгновений он хранил молчание.
— Почему вы это сделали? — с неподдельным любопытством спросил он.
Вайолет вздохнула.
— Кажется, я совершенно не переношу людей, которые оскорбляют других. Жена моего брата Синтия однажды сказала, что у меня доброе сердце. Не надо. — Вайолет подняла руку, чтобы предупредить возможные остроты со стороны графа. — Я была удивлена не менее вас.
Он тихо рассмеялся.
— Знаете, что она мне сказала? — спросила Вайолет.
Ей было интересно, владеет ли граф другими языками.
— Да. К счастью, я неплохо понимаю по-французски. Она назвала вас грубой дрянью. А вы находчиво ответили, что не стоит перекладывать с больной головы на здоровую.
Вайолет снова вздохнула. Услышав эти слова из уст графа, она пришла в ужас. Но в тот миг ей казалось, что у нее просто нет выбора. Она была не в состоянии больше сдерживаться. Флинт и так слишком часто терпел подобные оскорбления. Кажется, он всю жизнь кого-то защищал. А теперь кто- нибудь должен был защитить и его.
Но Вайолет удивлялась, что именно она стала этим человеком, и ей совершенно не хотелось докапываться до причин своего поступка.
Они помолчали.
— Мне стоит поблагодарить вас? — с сомнением произнес граф.
— Всегда к вашим услугам. Надеюсь, у вас не будет неприятностей?
— Не бойтесь. Граф прекрасно знает, на ком женился, и любит ее… каждую ночь. Когда речь заходит о делах, его можно назвать практичным человеком.
Снова пауза, но теперь уже не такая неловкая. Им обоим было смешно. Казалось, что рядом с полутемной террасой легче говорить, когда почти не видишь ничего, кроме тени собеседника. Слова не таили угрозы, все происходило словно во сне.
Флинт прислонился к заросшей виноградником стене и оглядел фонтан, небо, скамью, на которой сидела Вайолет, вдохнул густой аромат жасмина и жимолости. Он, как большое сильное животное, осматривается, собираясь занять удобную позицию для защиты, подумала она.
— Мне здесь больше нравится, чем в доме, — тихо заметила Вайолет.
— Мне тоже. Да и вообще я больше люблю бывать на воздухе, особенно когда речь заходит о балах и званых вечерах, требующих соблюдения правил этикета. Хотя и у меня есть манеры, но мне все это не удается так просто и естественно, — признался Флинт. — Приходится делать усилие.
Вайолет понравилась его искренность.
— Что до балов, то мне не приходилось выбирать. Правда, нельзя сказать, что я их совсем уж не люблю. Просто других занятий у меня нет.
— Ах вы, бедняжка!
— Попробуйте пережить лондонский сезон без искусных способов защиты. Мой брат стал бы приводить в пример животных. Густой мех или острые иголки делают их неуязвимыми. Наверное, ирония — моя защита.
— А еще угрозы броситься в колодец?
Вайолет вздохнула. Неужели все об этом знают? И тем не менее люди по-прежнему искали ее обществу и благосклонности. Такова порочность света.
— Думаю, вы правы, — согласился он. — Бесконечные вечера и балы требуют немало сил. Но как