Что же касается снов о полете, то их объясняли такими причинами, что мысль о кровати-весах показалась бы просто нелепой.

Сталкиваясь же с абсолютно неопровержимыми проявлениями работы антигравов, человек, не задумываясь, сваливал все на счастливый случай. Упал парашютист с нераскрывшимся парашютом и остался при этом жив, говорят — «Повезло!». Сорвался кровельщик с крыши пятиэтажного дома и отделался одним испугом — опять — «Повезло!». Примеров такого рода великое множество, но они всегда и неизменно объясняются удобным и ни к чему, в общем-то, не обязывающим «счастливым случаем». Это вошло в привычку и тоже немало способствовало тому, что в среде ученых не возникало даже подозрения о существовании ферментов антигравов.

Но вот антигравы обнаружены, их нельзя больше игнорировать. Что же теперь делать?

Нужно научиться по желанию вызывать в организме появление этих ферментов в нужном количестве, управлять их потоком, держать антигравитационное поле в активном состоянии столько, сколько это человеку понадобится. Таков путь к свободному полету, путь к новому физическому совершенству человека.

В заключение доктор Коринта сказал:

— Обычным людям, даже с выдающейся способностью выделять ферменты-антигравы, нелегко научиться летать. И дело тут не в физической тренировке. Главное препятствие для человека на пути к свободному полету — психологический барьер. Трудно неподготовленному человеку поверить, что он полетит, что воздух его удержит. А без этой уверенности полет невозможен. Вы же, друг мой, перешагнули через этот рубеж. Пусть это вышло случайно, в момент смертельной опасности, но это произошло, и никто этого у вас больше не отнимет. Природа с исключительной щедростью наделила вас чудесным даром создавать в своем теле мощные, устойчивые потоки антигравов. Но не будь вашего трагического падения с нераскрывшимся парашютом, и не будь в вашем детстве счастливого прыжка через ров, вы так никогда и не узнали бы о своей способности летать. Такое удачное стечение обстоятельств искусственно не создашь. Тут сошлись все оптимальные компоненты — и ваша способность создавать устойчивые потоки антигравов, и пережитое в детстве ощущение свободного полета, и особый душевный накал военного времени, и умение создавать в себе предельное волевое напряжение перед лицом смерти, и многое, многое иное, чего сразу до конца не учтешь. Все это, вместе взятое, помогло вам совершить гигантский качественный скачок, повторить который не скоро кому-нибудь удастся. И теперь вы попали в совершенно новую для вас физическую и психическую сферу. Вы должны как можно скорее свыкнуться с ней, чтобы принимать ее как абсолютно естественное состояние. Полет стал для вас нормальной физиологической функцией. Не надо в этом видеть патологию лишь потому, что вы первый из людей овладели этим качеством и что какое-то время вы будете единственным летающим человеком на Земле. Человеческое общество всегда порождало и впредь будет порождать самых разнообразных «первых и единственных». Когда-нибудь первый человек, отказавшись от скафандра, освоит морские глубины; когда-нибудь первый человек вырвется из объятий Земли в космическое пространство. Многое, бесконечно многое будет совершаться «первыми и единственными», вплоть до биологического бессмертия. И ни в одном из этих случаев не будет ни патологии, ни извращения человеческого естества. Напротив, это будут всё новые и новые шаги к вершине человеческого совершенства. Будьте на этот счет спокойны, пан Кожин, и с гордостью несите свое прекрасное бремя «первого и единственного».

Доктор умолк, утомленный своей продолжительной речью. Молчал и Кожин, переполненный новыми мыслями и чувствами. Сомнения его полностью рассеялись. Он готов был лететь хоть сейчас.

Свое душевное состояние он выразил наконец в таких словах:

— Спасибо, доктор. Спасибо за все. Вы убедили меня. Я готов на любой риск, на любые опасности, на любые опыты.

По изнуренному лицу Коринты скользнула добродушная улыбка — скользнула и исчезла в густых усах.

— Об опасности, друг мой, думать не будем. А опыт нам придется проделать очень простой — вы должны будете спрыгнуть с крыши этой избушки. Высота тут пустяковая, и я уверен, что вы полетите, но на всякий случай хочу, чтобы нога ваша была в полном порядке. Рисковать вашим здоровьем я не имею права.

— Возможно, вы и не имеете такого права, ну, а я-то имею право распоряжаться собой!

В глазах Коринты появилась тревога. Пристально глядя на сержанта, словно впервые его увидел, доктор медленно покачал головой:

— Нет, пан Кожин, вы тоже не имеете права распоряжаться собой и совершать безрассудные поступки. И не только потому, что вы солдат и подчиняетесь воинскому уставу, но и потому еще, что вы теперь первый и единственный человек, овладевший искусством свободного полета.

Кожин на это ничего не возразил, но по его поскучневшему лицу было видно, что замечание Коринты ему не понравилось. Помолчав, сержант хмуро спросил:

— Когда можно будет проделать этот опыт с прыжком?

— Не раньше чем через неделю.

— Хорошо, доктор, я потерплю.

Роль полновластного хозяина больницы пришлась доктору Манеру по душе. Конечно, он понимал, что за Коринтой ему не угнаться, что положение его временное, что пройдет еще несколько дней, и он снова станет скромным заместителем по административной части. Но сознание всего этого нисколько не угнетало его.

С того дня, когда в больницу вернулась Ивета, доктор Майер поставил перед собой особую цель, и теперь ему казалось, что этой желанной цели он уже достиг.

Он задумал тогда своей настойчивостью и упорством приучить Ивету к мысли, что она его невеста, и одновременно убедить ее, что ему, доктору Майеру, пост главврача больницы вполне по плечу. Честолюбие, страсть и болезненное чувство собственной неполноценности сделали этого человека непоколебимым в достижении намеченной цели.

В душе Майер продолжал считать Коринту своим главным соперником, но говорить об этом больше не решался. Он довольствовался тем, что Ивета терпит его, не уклоняется от его провожании, и строил на этом далеко идущие планы. В день возвращения Коринты он решил еще раз предложить Ивете свою руку и сердце, причем самым серьезным образом, без всяких фиктивностей.

Но совершенно неожиданные события вконец расстроили его планы.

Однажды в полдень, когда в больнице шла раздача скудных, бескалорийных обедов, доктора Майера позвали к телефону.

— Женщина какая-то звонит, главврача спрашивает, — доложила дежурная сестра.

Майер прошел в свой кабинет и взял трубку.

— Главврач слушает! — с удовольствием крикнул он слова, само звучание которых приятно щекотало его самолюбие.

— Что? Какой главврач? Мне нужен доктор Коринта! — раздался в трубке взволнованный женский голос.

— Доктора Коринты нет, он в отпуске. А кто его спрашивает?

— Это говорит его жена, Марта Коринтова. Я только что приехала с дочерью из Праги, сижу на станции.

— Что?! — срывающимся фальцетом закричал доктор Майер. — Вы жена главврача Коринты? Вы приехали из Праги?!

— Да, да, из Праги! Чему вы, собственно, удивляетесь?

— Минутку, милостивая пани, одну минутку! Да, я крайне удивлен, но по телефону неудобно объяснять, что и почему. Я немедленно приду на станцию и все вам объясню. Ждите меня, минут через десять — пятнадцать я буду у вас!