— И во сне у вас бывают такие же приятные ощущения легкости и свободы, как в детстве или как во время вашего недавнего ночного полета?

— Да, доктор, да!

— Друг мой, вы просто молодец! Я готов вас расцеловать! Клянусь, теперь мы быстро разберемся в этом деле! — Коринта вскочил и решительно пошел к люку.

— Доктор, куда вы? — взволнованно спросил Кожин. Коринта обернулся:

— Не сердитесь, дорогой, но я должен вас на некоторое время оставить. Я буду внизу. Мне надо многое обдумать и записать. Если что-нибудь понадобится, крикните, и я приду. А люк я оставлю открытым.

— Спасибо, доктор. Мне ничего не надо.

Несколько часов Кожин пролежал на чердаке в полном одиночестве. Но он не сетовал за это на своего врача — понимал, что, быть может, именно в эти часы решается его участь. Впрочем, ему и без того было о чем подумать.

Когда Коринта вернулся наконец на чердак, Кожин по его довольному, улыбающемуся лицу угадал — удача! С нетерпением спросил:

— Ну что, доктор, помогут вам мои сны?

— Помогут. Очень даже помогут. Присев на постель к Кожину, доктор потрепал его по плечу:

— Молодец, Иван Кожин!.. Знаете, что мы сделаем с вашим сном о полете? Мы взвесим его!

— Что?!

— Не поняли? Взвесим ваш сон о полете. Вернее, взвесим вас во время этого сна.

— Все равно не понимаю. Наверно, это слишком для меня сложно.

— Глупости! Никакой сложности тут нет. Слушайте внимательно. Вы говорите, что ваши ощущения во время сна о полете похожи на те, которые вам довелось пережить в действительности. Возьмем это за основу. Ощущения, как известно, неотделимы от своей материальной основы. Они могут быть вызваны только тем или иным состоянием организма. Допустим, вы видите во сне пиршественный стол, полный ваших любимых блюд. Вы начинаете их есть и в этот момент просыпаетесь. И что же? Ваш желудок уже выделил соки и просит пищи, ваш рот полон слюны. Как видите, организму все равно, реальна данная ситуация или фиктивна. Мираж, галлюцинация и особенно сновидение воспринимаются человеческим мозгом как реальная действительность, и, стало быть, реагирует на них мозг тоже как на реальную действительность. Тут, мне кажется, открывается широкое поле для самых различных исследований и экспериментов. Но нас интересует лишь одно — какие изменения происходят в вашем организме, когда вам снится сон о полете, и тождественны ли эти изменения с теми, которые возникли во время вашего реального полета. Надеюсь, вы поняли меня?

— Да чего тут не понять? Конечно, понял. Только сомневаюсь я, доктор…

— В чем вы сомневаетесь?

— Как вам сказать… Ощущения мои во сне, конечно, похожи на реальные. Но ведь это просто так, приятное впечатление, и все. Тут может и не быть этих самых изменений в организме.

— Э-э, пан Кожин, да вы можете вести самый настоящий научный диспут! С вами надо ухо держать востро!.. Только тут вы все-таки напрасно сомневаетесь. Давайте рассуждать. Если ваш полет без парашюта и ваши полеты во сне вызывали в организме схожие ощущения и одинаково действовали на психику, то мы имеем право считать их явлениями одного и того же порядка. Во время падения, когда вы находились на волоске от смерти, в вашем организме произошла какая-то гигантская революция, какой-то грандиозный переворот. Где-то в нем молниеносно произошли резкие перемены, совершился какой-то бурный процесс, в результате которого ваша скрытая прежде способность развернулась во всю мощь, придала вашему организму новое великолепное качество. Вы свернули с отвесной линии падения и помчались по гиперболической кривой, постепенно теряя высоту и скорость. Что это был за процесс, мы пока не знаем, но кое-что о нем можно уже и теперь сказать с большой достоверностью. Этот процесс безусловно как-то снимает действие гравитации, то есть избавляет вас от необходимости подчиняться великому закону всемирного тяготения. Против этого трудно что-либо возразить. Ведь иначе вас не было бы в живых. Теперь дальше. Раздражитель одного и того же порядка должен вызывать в организме сходную реакцию — реальная пища и пища, увиденная во сне, вызывают одинаково выделение слюны и желудочных соков; бандит наяву и бандит во сне вызывают одинаковое чувство страха, сердцебиение, испарину; свободный полет в действительности и свободный полет во сне должны вызывать в организме один и тот же процесс. Поскольку мы уже знаем, что в основе этого процесса должно быть непременно сопротивление гравитации, мы имеем право предполагать, что сон о полете вызывает в вашем организме такие изменения, которые можно зафиксировать с помощью весов. Конечно, сопротивление гравитации во сне происходит, по всей вероятности, в приглушенном виде, иначе вы поднимались бы во время сна под самый потолок или, чего доброго, вас выносило бы сквозняком в открытое окно. Но пусть в приглушенном виде! Важно, что этот таинственный процесс происходит и что он доступен наблюдению, изучению и измерению… Ну как, уважаемый оппонент, удалось мне рассеять ваши сомнения?

— Не совсем… Вы хотите сказать, доктор, что во время сна о полете я должен потерять часть своего естественного веса?

— Да, да, именно так! Вы выразились совершенно точно!

— Не верится. А впрочем… Ну, а как вы собираетесь проверить это?

— Очень просто. Для этого достаточно взять обыкновенные десятичные весы с широкой платформой и сбить из досок настил, на котором можно будет поместить вашу постель. Вы будете спать и смотреть сны, а я буду следить за рычагом. Как только замечу, что рычаг опустился, тотчас же разбужу вас, и вы мне скажете, видели сон о полете или нет. Поскольку вы говорите, что сны о полетах вас посещают чуть ли не каждую ночь, у нас будет неограниченное количество экспериментального материала. Ну как?

— Здорово, доктор! И когда же вы думаете начать?

— Немедленно, немедленно! С завтрашнего дня вы должны спать на весах!..

В тот же день Коринта отправил Влаха в районный город, строго-настрого приказав ему без весов в сторожку не возвращаться. Лесник пропадал двое суток, вернулся под хмельком, но весы привез отличные.

— Пришлось два дня спаивать одного гада. Ну, и сам, конечно, тоже… — сказал он Коринте в объяснение своего непривычного состояния и пошел отсыпаться.

С этого дня Кожин стал спать на кровати-весах.

Ивета горько раскаивалась в том, что дала согласие на фиктивный брак с доктором Манером и сама поторопила Коринту заняться решением этого дела. Потом она, правда, отказалась от этого шага, причем отказалась не из-за пустого каприза, а по причине серьезной и веской, но все равно было уже поздно. Коринта к тому времени успел поговорить с Майером, а тот с таким восторгом ухватился за возможность соединиться с Иветой хотя бы формальными супружескими узами, что повсюду растрезвонил о предстоящей свадьбе и даже предпринял в этом направлении несколько практических шагов. Последовавший затем отказ Иветы не столько огорчил Майера, сколько озлобил.

Когда Ивета вернулась в больницу, Майер тотчас же вызвал ее в кабинет главврача, который он теперь занимал. Ивета явилась. Сначала доктор Майер расспрашивал ее, как она провела отпуск и довольна ли, что снова приступила к работе, а потом спросил напрямик:

— Кстати, сестра Сатранова, почему вы отказались от своего предложения, переданного мне доктором Коринтой? У вас что, появился другой, более подходящий кандидат?